Голова-мяч, «цветочники» и зомби

Игнатьев Сергей

— Кефир, — представляется рыжий, по-прежнему скалясь. — Так меня зовут.

— Полина, — скользнув по мне заранее равнодушным взглядом, сообщает девица.

Интерес ее прикован к измазанному кашей контр-адмиралу.

Сажусь пить чай с новоиспеченными родственниками.

Вскоре в прихожей появляется и муж Герти. Отложив трость и портфель, снимает шляпу, устало распускает галстук. Стоян — один из бесчисленной армии клерков и чиновников младшего звена, составляющих прочный фундамент некрократии.

После ознакомительно-приветственного

ритуала, Стоян отводит меня в кухню, где вручает пачку красных купюр и в паре слов обрисовывает текущую ситуацию. Они с Гертрудой, мол, гостей сегодня совсем не ждали, кое-какие планы были. Уже заказаны два билета в «Тристар Пандемониум», и домработнице заплачено, чтоб с «адмиралом фон Корпсом» посидела. Не буду ли я так любезен и не соглашусь ли провести вечер с Кефиром? Он хороший парень, покажет где, что и как.

Одна только поправка Стояна, в самом конце брифинга, меня насторожила — по поводу того, чтобы я «денег этому хренатору в руки не давал».

Я решил списать это на усталость мужа моей сестренки. Весь день с бумажками возиться в конторе, под приглядом черномундирных некрократов, — веселого мало, небось нервы закипают под вечер.

* * *

— А чё, правда, что у вас там лосиная кавалерия всё еще в ходу, в Питбурге вашем? — смеется Кефир. — Вместо самоходок или дирижаблей, как у нас?

— В Архаровске, — поправляю я. — Лосиная кавалерия в Архаровске. Это крайний север, и там снега, поэтому… В общем, неважно… И я не из Питбурга, я же говорил. Я тут, в Яре, родился. Это я потом уже, в шестнадцать, уехал в универ поступать…

— Ну-ну, — бурчит Кефир, не слушая. — На лосях, значит, гоняете!

Мы топаем по тротуару Цветочной улицы. Мимо, пыхтя и выпуская клубы пара, проезжают механисты. Семенят, шелестя подолами, дамы под зонтиками. Проходят, постукивая тростями и чинно приподнимая котелки и цилиндры при встрече с дамами, вежливые господа.

Поверх черной «оливки» на Кефире — светлое пальто от «А. Милна», на затылке шляпа — немного помятая, но в целом он не особо выделяется из толпы.

— Дресс-код строгий! — ухмыляется Кефир. — На кежуале лазаем с парнями, врубаешься?

Я не сказать чтоб врубаюсь.

Мой наряд, если верить Кефиру, прямо-таки кричит: мол, я мальчик-одуванчик, тихий и приличный, меня вот только что выгнали из Питбурского универа, и теперь я ищу столичных приключений.

Пробегает мимо мальчишка-газетчик, проезжают самоходные экипажи и двухэтажные рейсовые омнибусы. Мы доходим до конца улицы, и тут Кефир останавливается.

— Ну, вот что, сынок! — говорит он, хотя мы ровесники. — Рад был с тобой поболтать и всякое такое, но тут наши пути расходятся.

— Но твой брат сказал…

— Да забей, что сказал тебе этот зануда! Отдыхай, знакомься с городом, а у меня тут есть кое-какие дела еще.

Далее происходит заминка,

потому что Кефиру явно нужные «красненькие», которые выдал его братец. Неожиданно для самого себя я принимаюсь с ним спорить. Тон у него, надо сказать, довольно агрессивный. В какой-то момент он срывается, хватает меня за шкирку и говорит:

— Чувак, да ты, похоже, не въезжаешь: у меня сегодня гребаный хедбол! Я тороплюсь! Ну, живо давай сюда гребаные филки!

К нам подходит, поигрывая дубинкой, плечистый полицейский.

— У тебя с ним какие-то проблемы, паренек? — адресуется он ко мне, дубинкой оттирая на сторону примолкшего Кефира.

— Никаких проблем, офицер, — говорю я. — Это мой кузен. Так, поспорили слегка…

Полицейский щурится, внимательно смотрит на меня, потом на Кефира. Пробурчав себе под нос что-то про «долбаную молодежь», отчаливает.

Кефир, хмыкнув, качает головой:

— Ну что мне с тобой делать, а? Ты, похоже, упертый парень, прям как мой брательник.

— Между прочим, всегда мечтал посмотреть на этот хедбол.

Кефир скалит белые зубы:

— У вас там, в Корюле, хоть в курсе, как играют в него?

Надоело объяснять ему, что я из Яра. Вздохнув, пожимаю плечами:

— Шесть на шесть, двое ворот… Всякие препятствия. Руками играть нельзя, надо донести до ворот, ну то есть допинать… резиновый шар, вроде того?

Кефир хохочет в голос.

— Чува-а-ак, да ты и впрямь не рубишь! Я даже завидую тебе, по-хорошему. Тебе предстоит открыть целый гребаный мир! Ха-ха-ха, шар, вы его послушайте… Какой еще, нахрен, шар?! Это хедбол, братец! В хедбол играют отрубленной головой.

* * *

Бар называется «Варипаска», на логотипе, составленном из неоновых трубок, — силуэт костяка Т-вари с рогатым оскаленным черепом, верхом на котором сидит грудастая девица в сапогах и шляпе. Типичная композиция в стиле позднего агромакабра.

— Ты, главное, лишнего не болтай и держись меня, понял? — кидает Кефир и тянет на себя тяжелую дверь.

Публика внутри пестрая. В основном молодые парни — короткие стрижки, кепки-таблетки, итхинская красно-желто-зеленая «клетка», темные куртки на манер рубберовских цеппелинщиков, армейские брюки хаки…

Кефир знакомит меня со своей компанией, в сутолоке бара, в клубах табачного дыма, под звон кружек, я запоминаю только нескольких.

Здоровяк Грум, поперек себя шире, в руках бутылка матэ-коки:

— Никакого алкоголя, я — спортсмен!

Кудрявый крепыш Пузо, сразу начавший расспрашивать про питбургских девчонок. Будто там они какие-то особенные, не такие, как столичные.

Весельчак Енот. На взъерошенную голову нахлобучена адриумская каска — с облупленным имперским орлом, с шишаком. Только что вернулся с парой других парней с раскопок на Вилицкой дуге, промышляют по антиквариату.