Голова ведьмы
Шрифт:
Вышли на свежий воздух и еще трое – Флоренс, Дороти и ее брат. Удивительно, как люди, объединенные несчастьем, стараются держаться вместе. Эти трое шли молча; им нечего было сказать друг другу. Вскоре они увидели две высокие фигуры, стоящие возле кустов, над которыми мерцал, догорая, китайский фонарик. Высокий рост способен выдать человека даже в темноте, и потому не могло быть никаких сомнений в том, кто эти фигуры. Троица несчастных остановилась. Именно в этот миг китайский фонарик ярко вспыхнул в последний раз – и осветил прекрасную сцену. Эрнест склонился к Еве, его темные глаза горели страстью, он о чем-то умолял. Ева слегка зарумянилась и не смотрела на него – ее взгляд был прикован
Как бы ни была очаровательна и романтична сцена в этом маленьком подобии Эдема, где в те мгновения царили молодость, красота и любовь, – никто из трех зрителей не оценил ее по достоинству. Джереми забыл о присутствии дам и зашел так далеко, что ругался вслух, однако они не упрекали его: возможно, это давало хоть какой-то выход и их чувствам.
– Я думаю, нам пора домой, уже поздно, – помолчав, сказала Дороти. – Джереми, ты не сходишь за коляской?
Джереми молча исчез во тьме.
Флоренс не произнесла ни слова, просто взяла веер обеими руками и медленно согнула его пополам, так, что пластинки из слоновой кости щелкнули, сломались, брызнули осколками. Затем она бросила исковерканный веер на дорожку и растоптала его. Было что-то несказанно жестокое в том, как она расправилась с красивой безделушкой. Это действие казалось инстинктивным результатом какого-то мучительного мыслительного процесса; оно было доказательством тех чувств, которые испытывали обе девушки, и даже нежная и сдержанная Дороти не видела сейчас в этой жестокости ничего странного. В этот момент они с Флоренс были близки, как никогда раньше – и никогда уже не будут; общий жестокий удар на мгновение спаял их души воедино. В тот же момент они догадались, что обе любят одного и того же человека; они предполагали это и раньше, подсознательно не любя друг друга, – однако сейчас неприязнь была забыта.
– Флоренс, я думаю…. – сказала Дороти тихим, слегка дрожащим голосом, – что мы с тобой «сошли с дистанции», как выражается Джереми. Твоя сестра слишком красива, чтобы противостоять ей. Он влюбился.
– Да! – отвечала Флоренс с горьким смешком, ее карие глаза пылали. – Ее высочество изволило бросить платок новому фавориту – и он не преминул подхватить его. Мы всегда звали ее «султаншей».
Флоренс снова рассмеялась.
– Возможно, – заметила Дороти, – она просто флиртует с ним. Я надеюсь, что Джереми…
– Джереми! Да какие шансы у Джереми против него?! Эрнест поладит с женщиной за два часа, а Джереми не справится с этим и за два года. Мы все любим сильные чувства, шторм, страсть, моя дорогая. Не обманывай себя. Флиртует! Да она будет по уши влюблена в него к концу недели. И кто бы мог не влюбиться в него…. – теперь дрогнул и голос Флоренс.
Дороти не ответила, она знала, что Флоренс права. Несколько шагов они сделали в полном молчании.
– Дороти? А знаешь, что на самом деле случается с фаворитками султанов?
– Нет.
– Их конец печален – другие обитатели гарема убивают их. Как правило.
– Что ты хочешь сказать?
– О, не пугайся, разумеется, я не имею в виду, что мы должны убить мою дорогую сестричку. Нам надо подумать, как сбросить ее с пьедестала. Ты поможешь мне придумать план?
Первое потрясение уже прошло, и теперь лучшая сторона Дороти вновь управляла ее разумом.
– Разумеется, нет! Эрнест имеет право на собственный
Флоренс с презрением посмотрела на нее.
– У тебя совсем нет характера!
– А что ты собираешься делать?
– Что делать? – Флоренс резко повернулась и посмотрела на Дороти. – Я собираюсь отомстить.
– О Флоренс, как злобно это прозвучало! Кому ты собираешься мстить и за что? Эрнесту? Он не виноват, что ты… что он тебе нравится.
– Разумеется, виноват, но дело совершенно не в этом, виноват, не виноват… Я страдаю! И запомни мои слова, потому что они сбудутся: он тоже будет страдать! С какой стати я должна нести эту ношу одна? Однако даже он не будет страдать так, как она! Я говорила ей, что люблю его, она пообещала мне оставить его в покое – ты слышишь, обещала! – и тут же украла его у меня, только для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие – она, которая могла бы выбрать любого!
– Тише, Флоренс! Держи себя в руках, тебя могут услышать. Кроме того, должна сказать, что мы делаем из мухи слона: в конце концов, она всего лишь подарила ему розу.
– Меня не волнует, услышат меня или нет! Я знала, что так будет, я знала, что так должно было случиться, и знаю, что будет дальше. Попомни мои слова: не пройдет и месяца, как Эрнест и моя обожаемая сестрица будут сидеть на утесе в обнимку! Мне достаточно закрыть глаза – и я вижу эту картину. О, вот и Джереми. Ты нашел коляску? Отлично. Пойдем, Дороти – попрощаемся и уедем. Вы ведь завезете меня домой, не так ли?
Полчаса спустя собрались домой и мисс Чезвик с Евой; подъехала к дому и двуколка Эрнеста. Однако мисс Чезвик была очень обеспокоена из-за сломанного колеса их коляски, и Эрнест счел своей обязанностью убедиться, что они без приключений доберутся домой, а потому приказал двуколке следовать за ними, а сам забрался в коляску, не дожидаясь приглашения.
Разумеется, мисс Чезвик задремала, но Эрнест и Ева вряд ли последовали ее примеру. Возможно, они слишком устали, чтобы разговаривать; возможно, они уже постигли блаженство, которое иногда может принести и совершенно безмолвное общение; возможно, то, как нежно сжимал Эрнест маленькую ручку, доверчиво лежащую в его ладони, было красноречивее любых слов…
Не спеши возмущаться, мой читатель! Ты или я – любой из нас поступил бы так же и чувствовал себя при этом абсолютно счастливым.
Во всяком случае, эта поездка закончилась слишком быстро.
Флоренс сама открыла им дверь – она уже отпустила служанку спать.
Подойдя к дверям своей комнаты, Ева обернулась, чтобы пожелать сестре спокойной ночи, однако та в ответ не кивнула, как обычно, а шагнула к Еве и крепко ее поцеловала.
– Поздравляю! Премилое платье – и отличная победа! – С этими словами Флоренс еще раз поцеловала Еву и ушла к себе.
«Совершенно не похоже на Флоренс, – подумала Ева. – Не могу вспомнить, когда она целовала меня в последний раз».
Она еще не знала, что есть поцелуи, скрепляющие мир и любовь, – а есть поцелуи, означающие начало войны и мести, поцелуи предательства. Первым был Иуда, поцеловавший своего Учителя – и предавший Его…
Глава 9. Ева что-то находит
Наутро после бала Эрнест проснулся с сильной головной болью. Сначала лишь она и занимала все его мысли, но потом взгляд его упал на увядающую алую розу, лежащую на туалетном столике, и он улыбнулся. Затем настал черед отрывочных, зачастую бессвязных мыслей, которые всегда сопровождают даже самые приятные воспоминания – и улыбаться он перестал.