Голован
Шрифт:
Голован неизвестного возраста, но явно немолодой. Шерсть в проплешинах, а уши покусаны, как у старого бойца. Собакообразный вначале шарился внутри рюкзака лапой, размеренно доставал всякую всячину. Рассматривал спокойно, без щенячьих восторгов. Потом, видимо, надоело: он ухватил рюкзак зубами, сердито мотнул круглой башкой, и содержимое вытряхнулось разом. Без сомнений, рюкзак профессора археологии Шоймара Выпал и его большой «запасной» компас, и несколько блокнотов. Старого «песика» данные побрякушки не заинтересовали, зато явно заинтриговали консервные банки. Надо же, наш начальник таскал на себе четыре банки с ломтиками лангустов! Наверное, неприкосновенный
От горячительного я бы тоже не отказался, но больше меня все же привлекали блокноты. Почему бы не попросить? Головану явно до этих записей никакого дела. Я осторожно приблизился, но старый круглоголовый глянул на меня так, что пот прошиб. Массаракш с ними, с теми блокнотами, да и с горячительным тоже. Зубы у стареющей животины, может, и поистерлись, но горло он, все едино, перекусит в два счета. Даже Гекрс и его присные заступиться не успеют. Да и кому нужны ныне тайные письмена Шоймара? Подумаешь, мне любопытно! Кому и как я способен передать эти знания?
Затем, уже издали, я пронаблюдал, как к старому «песику» подкатили какие-то более молодые особи и как они стали деловито делить добычу. Потом вскрыли эти НЗ-шные шоймаровские банки и начали наслаждаться деликатесами. Урчали, мурчали что-то такое на своем языке. Обменивались мнениями. Если так поглядеть — собаки собаками. Банки, между прочим, вскрыли безо всяких ножей-открывалок, так что перекусить мое горло — раз плюнуть.
Неожиданно заметил, что на руку что-то капает. Оказалось, моя личная слюна. Массаракш! Да я тут, в столь изысканном обществе, сам уже стал наполовину зверем!
Эх, собачки-собачечки! Разумные, значит. Что ж, принимаем как данность и кардинально меняем собственные цели.
Кто-то болтает что-то типа «родина», «патриотизм», «преданность». Все это лишь прикрытие неразумности. Жуткий атавизм периода главенствующего инстинкта. Когда разум перехватывает бразды, вся подобная казуистика становится побоку и посылается подальше. Пусть ее подбирают, лелеют и пестуют всяческие диплодоки вокруг. Все эти «преданности» и прочее в комплекте сводят любые их преимущества к нулю. Разум обходит и обгоняет диплодоков, словно разгоняющаяся «континенталка». Ибо что есть разум? Вообще-то, это просто инструмент. Очередной, пусть и уникальный, инструмент для приспособления. А когда особо требуется приспособление? В условиях быстро меняющейся внешней среды. И кстати, для чего это самое приспособление потребно? Тут уж все столь прямолинейно, что дальше попросту некуда. Для выживания, для чего же еще?! Для эгоистического выживания отдельного индивида. И значит, все цели, ставящиеся разумом, тоже направлены лишь на одно — на выживание.
В данный момент условия среды обитания поменялись кардинально. Вы, господин Шоймар и компания, все еще размышляете, как пробить выставленный голованами и из голованов же состоящий барьер, дабы вернуться обратно в цивилизацию? Типа выполнить долг, донести в мир людей свет нового знания? Какая глупость! Нормальный, незашоренный разум уже давно видит — данная цель недостижима. И значит? Раз цель недостижима, а любая цель — всего лишь веха на дороге выживания, то цель требуется кардинально менять. Ах вы, бывший коллега по научному поиску Шоймар, не хотите менять планы и цель? Ну что ж, следовательно, ваш разум застрял в развитии. Вы не сумели приспособиться к резко поменявшейся среде. И значит…
Машем ручкой. Прощайте, господин
Итак, меняем цели. Мы служили обществу людей. Ну, части общества, именуемой Концерн. Такое было приспособительно правильно — обещало перспективы в плане долгосрочного выживания в главенствующей позиции. Ныне наш индивидуальный разум — инструмент выживания — отрезан от сообщества людей. Мелкое вкрапление, все более и более тающая группа, навсегда затерявшаяся в здешнем лесу и развалинах, — она не в счет. Делать на нее ставку давно бессмысленно. Так же, как и на ее начальника Шоймара. Ибо у кого уж в группке нестандартно мыслящий мозг, так это у Жужа. Но и тот ныне прохудился.
Значит, раз с людьми не получается, тогда…
Здрасьте, собачки-собачечки! Вы вроде бы делаете экспансию в окружающую природу, да? Но ведь рано или поздно, если вы по-прежнему будете раздвигать границы своего влияния на Сфере Мира, вам придется столкнуться еще и с человеком тоже. Не с отдельными группками, как сейчас, а в глобальном плане. И значит…
Милые собачечки! Любезные голованчики! Не думаете ли вы, что в очень скором времени вам потребуется грамотный консультант? Тот, кто понимает, что есть человек и его цивилизация. Тот, кто загодя объяснит и расскажет, как и что надо делать в случае экспансии на исконно человеческую территорию. Шоймар, да и канувшие в прах прочие умники, предполагают, что вы умеете гипнотизировать и все такое. Очень и очень хорошо! Тогда на отвоеванных у человечества территориях будет вовсе необязательно перекусывать горло всем и вся. Некоторое количество можно будет оставить на развод, дабы использовать уже в собачьих целях. А ведь для управления этим подчиненным сообществом нужен будет кто-то не загипнотизированный. Правильно? Тот, кто будет трудиться не за страх, а за совесть.
Вознаграждение? С этим разберемся по ходу. Соправитель некой завоеванной провинции, это, пожалуй, вполне подходит.
А до оного времени согласен терпеть некоторые невзгоды.
Сегодня присные собачьего царя Гекрса приволокли кое-что посерьезнее рюкзака — нашу экспедиционную рацию. Приволокли и поставили передо мной.
— Пользоваться умееш-шь? — скучающим голосом поинтересовался Гекрс и зевнул так, что я смог бы, не торопясь, пересчитать все его зубы. Язык красный, лопатообразный: и как он может столь запросто имитировать человеческую речь?
— Нет, я по таким делам не мастер. Вообще ничего не рублю, — ответил я без лукавства. Да и какой смысл врать головану, если он тебя насквозь простреливает? — Я и на простой-то не умею, а здесь вообще — уникальная штуковина.
— Ага, уникальная, — согласился вожак Гекрс без всякого выражения. Да, в принципе, какое у голованов может быть выражение? Морды у них обычно — камень камнем. У любой дворняги из подворотни на морде попросту обилие чувств в сравнении с этими разумными собакообразными.
— Но ничего, что уникальная, — добавил Гекрс, помолчав и почесавшись в паузе где-то под мышками. «Ничего, что уникальная, — договорил я за него для себя. — Придется тебе, человечишка, научиться на ней работать. А иначе…» Я успел напредставлять себе разные возможности и как раз сосредоточился на детализации, когда Гекрс, начесавшись вволю, продлил мысль.
— Мы, для вер-рности, пр-рихватили к ней еще и уникального специалиста. Вер-рю, сработаетесь.
И тогда из-за скалы вышли еще две круглоголовые псины поздоровей. А между ними…