Головастик - Свой среди своих
Шрифт:
– Особенно когда они не твои.- Майор опять посмотрел на портрет Эйнштейна.- Слышал, что неделю назад Маэстро учудил?– Малахов назвал позывной снайпера из ГРАДа.
– Нет пока...
– Отметелил ментовский наряд.
– Зачем?– осведомился Мальков, встряхивая термос, дабы кофе равномерно растворился.
– Надоели.
– Что, просто так подошел к патрульным, и ну метелить?– поднял брови старший лейтенант.
– Нет, не просто так, конечно.- Майор со вздохом завязал тесемки на очередной папке с документами и принялся за следующую.- После того, как они к нему в очередной раз
Егор кивнул.
Майор Михалев всем своим видом более напоминал хорошо откормленного и наглого боевика-кавказца, прибывшего в Питер для осуществления серии террористических актов, чем сотрудника ФСБ России. То, что помогало снайперу сойти за "своего" в Чечне, в северной столице оборачивалось против Маэстро. Короткая густая борода, в чем-то восточный профиль, накачанные мышцы, характерные мозоли на ладонях и указательных пальцах обеих рук, выдававшие склонность Антона Михалева к стрельбе из разных видов оружия, нахальный оценивающий взгляд с прищуром и привычно темная для всех снайперов одежда вызывали у патрульных милиционеров жгучее желание остановить, потребовать документы, обыскать и при первых признаках неподчинения или, тем паче, сопротивления накидать проверяемому "демократизатором"[ Резиновая дубинка (жарг.). ] по почкам.
– Так вот,- Малахов открыл папку с аббревиатурой "ДСП"[ Для служебного пользования.] в правом верхнем углу.- Идет себе Маэстро по улице, никого не трогает. Тут менты... Три орла, младшие сержанты. Рожи прыщавые, форма новенькая, в глазах - рвение. Видать, месяц, как из деревни. Первое или второе самостоятельное патрулирование. Естественно, прямиком направляются к Тоше. "Ваши документики, гражданин, сумочку откройте, а что это у нас в карманах?.." - скороговоркой пробубнил майор, передразнивая милицейскую манеру общения.- И всё такое. Шакалы, одним словом... А Маэстро две минуты назад уже останавливали. Вот он и не сдержался. "Зачем,- говорит,- вам мои документики, хамье? Вы ж всё равно неграмотные!"
– Прямо дон Румата какой-то,- засмеялся Егор.
– Угу. Помесь Руматы с голодным носорогом. Ну, менты в крик, за автоматы хвататься начали... Слово за слово, фуражками по столу. В смысле - мусорками об асфальт. Короче, по собственному выражению товарища Маэстро, он их по периметру размазал. Кулаки ж, что моя голова! Бац, бац - и визави уже отдыхает. Причем Тоша ж бьет по-простому, без экивоков, как кувалдой...
– Подкрепление приехало?
– А как же! Но поздно. Маэстро уже свинтил.
– И что?
– В общем, ничего. Ярошевич ему пистон, понятное дело, вставил.Командир "Града" временами бывал крут, но своих ребят в обиду не давал.- За то, что опять ментов поколотил. Третий раз за год. Правда, два прошлых раза были в Чечне... Заставил даже объяснительную писать.
– Будучи наслышан о характере уважаемого Маэстро,- Мальков надел куртку,- я представляю себе, что тот написал.
– Да, рапорт из разряда "Я упала с самосвала, тормозила головой...". Четыре листа мелким почерком, с обеих сторон, с эпиграфом! Из Хэмингуэя! "Старик и море"!– Малахов восхищенно причмокнул.- Ярошевич чуть не рехнулся, когда читал. Всё пытался понять, на что Топи эпиграфом намекает... И по рапорту выходит, что на Маэстро напали переодетые в милицейскую форму грабители.
– Может, так и оно было?
–
– А зачем ему? У них же в "курятнике"[ Оружейная комната "Града " (жаргонизм, принятый в УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области).] стволов хоть завались... Даже "томпсоны"[ Пистолет-пулемет Томпсона - любимое оружие гангстеров в Чикаго и Нью-Йорке в 30-е годы XX века. Калибр - 12 мм.] есть. Сам видел.
– Вот у него и спроси, если на "Набате" увидишь,- хохотнул Малахов.Шутка. Автоматы, конечно, вернули. Типа, преступник их выбросил, а наши доблестные опера обнаружили. Такие дела...
– М-да.- Егор сунул термос в сумку.- Веселая у нас жизнь. Хорошо, что хоть я на боевика не похож... А Маэстро надо бороду сбрить, чтоб меньше останавливали.
– Ему это уже посоветовали. Физиономию он готов отскоблить, но кричит: "А умище, умище-то куда девать?!"
– Надо его в принудительном порядке записать в кружок вязанья при районном доме культуры. Или макраме. Приказом по Управлению,- предложил Мальков.- Дабы нервы успокоил...
Глава 2 СТУЧИТЕСЬ! И ВАС ОТКОПАЮТ...
Приземистое серое здание на улице Пеша-вар в Исламабаде, где располагается Разведывательное Бюро МВД Пакистана, построено в лучших традициях архитектуры тоталитарного государства. Метровой толщины стены, унылый фасад, прямоугольные окна с вечно задернутыми занавесками, тяжелые двери высотой в два человеческих роста, широкие выщербленные ступени лестницы парадного входа и мрачные арки боковых подъездов. Картину оживляют только вымазанные синей краской железные ворота, перегораживающие въезд во внутренний двор, да парочка деревьев, сиротливо приткнувшихся по бокам парадной лестницы.
И само здание, и работающие там люди вызывают у жителей города смешанные чувства. Вроде всем понятно, что разведка и контрразведка - это краеугольные камни безопасности государства.
Но лучше бы их не было.
Ибо попадающий в сферу интересов Разведбюро МВД пакистанец не мог быть уверен в том, что в один отнюдь не прекрасный день его не привезут во внутренний изолятор здания на улице Пешавар и он не исчезнет затем бесследно, будучи похоронен в общей могиле вместе с попрошайками и бродягами; Понимание демократии и прав человека на Востоке своеобразно и сильно отличается от европейского, поэтому нередки случаи допросов с пристрастием, финалом которых может быть и смерть подозреваемого. Или такие телесные повреждения, что контрразведчикам проще пристрелить задержанного, чем выдавать его родственникам и нарываться на скандал.
Разведка, естественно, действует тоньше. Интересов внутри страны у нее нет, отсюда нет и необходимости кого-то арестовывать и допрашивать. Но боевые группы, члены которых учатся убивать на практике, а не на манекенах, имеются.
Омар Масуд, начальник седьмого отдела управления внешней разведки, почти десять лет курировал программу подготовки диверсантов и самолично преподавал курс ножевого боя, коим увлекался с раннего детства, приобщенный к древнему искусству дедом. Доживший до девяноста лет старик с презрением относился к ненадежному и требующему боеприпасов огнестрельному оружию, почитая главным козырем любого мужчины спрятанный в рукаве широкий кинжал, и привил внуку почтение и любовь к сверкающей стали.