Головокружение

Подземные паркинги, что трудолюбиво выкапывают строители под большими офисными центрами, никогда не наполняются настоящей жизнью, лишь суррогатом ее, и тем отчаянно похожи на некрополи. На гробницы современного стиля, в которых властвуют бетон и мертвый свет. Мы вынуждены их посещать, но неспособны привыкнуть к холодной мрачности подземелья. Давящие потолки, серые стены, затхлый воздух… паркинг – склеп. Не для вечного упокоения, правда, а в аренду, но все равно для мертвечины, для железа, которое никогда не было живым.

И каждый будний

день в некрополи большого города направляются тысячи паломников.

Пик приходится на утро, когда очнувшиеся от спячки офисы начинают жужжать системными блоками, а обладатели парковочных мест загоняют своих круглолапых скакунов в нарисованные на асфальте стойла. Некрополи наполняются шумом двигателей, смрадом выхлопных газов и редкими сигналами клаксонов – все вместе создает впечатление бьющей ключом жизни, но это ложь. Обман. Машины мертвы, они легко переносят посещение сумрачных гробниц, а вот люди здесь не задерживаются, и большинство покидает паркинги быстрым шагом, торопясь поскорее вырваться на волю.

Людям здесь плохо.

Наполняются некрополи торопливо, впитывают в себя утреннюю волну паломников с жадностью изголодавшихся вампиров, а вот расстаются с добычей медленно, без охоты отпуская заполученные автомобили: по одному, по два, но не все сразу, не такой волной, что захлестывает подземелье утром. А люди подыгрывают: кто-то уезжает еще днем и не возвращается с деловой встречи, кто-то отпрашивается или просто сбегает, желая проскочить самые глухие пробки, кто-то отправляется ужинать в ближайший ресторан. А кто-то допоздна сидит над бумагами и спускается в подземелье ближе к полуночи, когда пустеют обширные уровни, лампы горят через одну и паркинги окончательно превращаются в угрюмые шлюзы, за которыми явственно просматривается вход на Ту Сторону.

Именно в такой час, мрачный и таинственный, ступил на первый уровень парковки высокий рыжеволосый мужчина в деловом костюме. Не возник из ничего, волшебным образом материализовавшись посреди подземелья, не прилетел на колдовских крыльях и не вышел из стены – просто ступил, сделав шаг из лифта, и неспешно направился к бордовому «Ягуару», на ходу разговаривая по телефону:

– Так и знал, что ты не спишь… Детей уложила? Да, я помню, что обещал сегодня фехтовать с Карлом, но не получилось… Пусть не обижается…

Казалось бы – ничего странного. Обычный разговор с женой, недовольной поздним возвращением супруга. Обычная усталость в голосе, легкая, но заметная. Обычная для менеджера высшего звена экипировка: пошитый на заказ костюм, идеально белая сорочка, модный галстук, модные туфли и швейцарские часы, не выпендрежные, наглые, нахраписто выставляющие напоказ запредельную свою цену, а спокойные, неброские, мягко уточняющие, что их обладатель богач, но не хвастун.

Тем не менее стандартное облачение и стандартное поведение мужчины казались неуместными, чуждыми для рыжеволосого, и виной тому была его незаурядная внешность.

Герой – вот что приходило в голову при первом же взгляде на этого человека. Герой без скидок.

Короткие волосы, щеточка усов, большие карие глаза, упрямый подбородок с ямочкой – хоть сейчас на рекламный плакат: «Ты готов к приключениям?» А ладная фигура

рыжеволосого дышала такой силой, что даже неискушенному наблюдателю было ясно: мощь мужчины не искусственная, набранная в каком-нибудь фитнес-центре, а самая что ни на есть натуральная, дарованная природой. Потому и возникало ощущение неправильности: люди с такой внешностью не должны проводить жизнь в офисе, пусть даже и на высокой должности. Не должны ходить на службу с девяти до шести и тратить силу и время на протирание кожаных кресел. Нет. Не по комнате для переговоров должен бродить рыжеволосый, покусывая карандаш, а по жаркой саванне, с африканским штуцером в руках выслеживать носорога. Или сидеть на танковой броне. Или стоять над покоренным полюсом…

Другими словами, рыжеволосый смотрелся настоящим героем, не то что сутулый уборщик в серой униформе, возившийся у мусорного бачка. Собственно, процедура, которую проделывал уборщик, особой сложностью не отличалась: достать наполненный мешок из металлической урны, переложить в пластиковый контейнер на колесиках, снарядить урну неизгаженным мешком, и все. Операция должна была занять несколько секунд, но сутулый проводил ее с такой тщательностью, словно нехитрая работенка несла в себе сакральный смысл всего на свете. Шевелился уборщик не только медленно, но и тихо, словно опасаясь растревожить покой некрополя, и потому остался незамеченным. Ну… может, и не в буквальном смысле, но если рыжеволосый герой и заприметил сутулого, то уж точно не обратил на него никакого внимания.

– Да, дорогая, сразу же домой… Согласен, мне и самому надоело каждый день задерживаться, но что делать: такая уж выдалась неделька… Обещаю, что следующий аврал случится не раньше, чем через год… Ты ведь меня знаешь: если я пообещал, так и будет… Целую.

Рыжеволосый убрал телефон в тот самый момент, как поравнялся с уборщиком. Или же уборщик, отлипший, наконец, от столь понравившейся ему урны, поравнялся с рыжеволосым. Как бы там ни было, они оказались в шаге друг от друга, и тогда уборщик резко сцепил перед собой руки и с силой разорвал их, словно сбрасывая невидимые путы.

Странный и нелепый жест.

Смертоносный.

Все произошло настолько быстро, что у рыжеволосого не осталось и секунды на реакцию, на ответный шаг, на попытку спасти свою жизнь. На благородном лице героя еще только зарождалось недоуменное выражение, а огненная стрела уже прочертила путь, преодолела шаг, разделявший убийцу с жертвой, на мгновение осветила сумрачный паркинг зеленоватой вспышкой, пронзила грудь рыжеволосого и сверкнула за его спиной, оставив черный рубец на бетонной колонне.

– Вы будете молить о пощаде, но я останусь глух, – высокопарно произнес сутулый. – Ибо нет в моем сердце жалости и сострадания, как нет его в ваших сердцах. Ибо меч несу я вам…

Сочащийся пафос не оставлял сомнений в том, что речь была заготовлена долгая, однако слушатель подкачал: уже на втором предложении рыжеволосый рухнул на колени, таращась перед собой остекленевшими глазами, а затем упал на грязный пол, заливая бетон кровью. А на его широкой груди, в том самом месте, где должно было биться сердце, красовалась дыра с обугленными краями.