Головорез
Шрифт:
– Около четырёх месяцев. Он помогал мне с исследованиями в моей личной лаборатории. У нас произошла ссора, и он вернулся в Гонконг.
– Вы пожаловались на него в иммиграционную службу?
– Вы знаете об этом?
– Эван не был депортирован?
– Нет, он уехал сам.
– Что послужило причиной вашей жалобы, доктор Дэниэльс?
Профессор заколебалась, взвешивая свой ответ. Затем она сказала:
– Я люблю животных. Поэтому и занимаюсь исследованиями. В моей лаборатории имеется оборудование для хирургических операций. Но я использую его только
В конце 1978 года меня попросили выступить на симпозиуме в Нью-Йорке. Пока меня не было, Кван присматривал за лабораторией и продолжал наши исследования. Мой рейс до Нью-Йорка должен был вылететь в шесть утра. Упаковывая свой багаж, я обнаружила, что потеряла кое-какие заметки. В два часа ночи я приехала в лабораторию.
Когда я приехала, внутри горел свет. У меня мелькнула мысль, что Эван забыл его выключить. Воспользовавшись своим ключом, я вошла и была поражена тем, что он проводил возмутительный опыт. Я приказала ему убраться прочь. Он стал мне угрожать. Тогда я из Нью-Йорка позвонила в иммиграционную службу и никогда больше его не видела.
– Вы появлялись на слушании дела о депортации?
– Нет, она была отложена. Его адвокат посоветовал ему уехать, и он так и сделал.
– Что это был за эксперимент? Достаточно будет сути.
– Моим любимым подопытным животным был шимпанзе по кличке Тарзан. Эван отрезал ему голову и установил её на подставке. От неё тянулись пластиковые трубки к шее второй обездвиженной обезьяны, снабжающей всё необходимое для поддержания головы в живом состоянии. Поскольку действие наркоза кончилось, Тарзан оглядывался по сторонам. Я вошла как раз тогда, когда Эван насиловал тело обезглавленного шимпанзе.
– Это звучит как научная фантастика, – скептически сказал Цинк.
– Первые такие эксперименты были проделаны два десятилетия назад. Голова в Университете Кэйс-Вестерн прожила тридцать шесть часов. С тех пор наука шагнула далеко вперёд.
– Зачем Эван сделал это?
– Он был психопатом. Я делала психиатрическое заключение для его депортации. К тому же он употреблял наркотики и одевался самым причудливым образом. Прибыв сюда, он перенёс культурный шок. Этот эксперимент мог покрыть его нехватку денег.
– Как это?
– Его мотивом послужила криогенная техника.
– Замораживание человеческих тел до того, как наступит смерть, чтобы их можно было разморозить, когда появится способ лечения, исключающий фатальный исход?
– Поддерживать голову в живом состоянии – это только первый шаг. Если процесс разрушения тела зашёл слишком далеко, то можно было бы сохранить хотя бы голову.
Если тело даже и сохранено, то имеет значение только голова. Таким образом, мы получим заменяемых роботов.
– Значит, долгожительство было навязчивой идеей Эвана?
– Это навязчивая идея любого, кто начинает стареть. Эван намеревался основать рынок Фонтана Вечной Молодости.
– Где именно в зоопарке вы находитесь, профессор?
– С зелёными мартышками, рядом с тюленями.
– Подождите двадцать минут,
ЛЮДОЕДЫ
6:17 пополудни
Лорд Стэнли, генерал-губернатор Канады и человек, благодаря которому появился хоккейный "Кубок Стэнли", приложил свои руки и к основанию парка Стэнли в 1889 году"…для нужд и развлечений людей всех цветов кожи, социального положения и обычаев на все времена". Годом раньше, во время расследования дела Вурдалака, один псих пытался лишить Цинка жизни поблизости от тотемных столбов на мысе Броктон, поэтому теперь, когда бы он ни входил в парк, он всегда задумывался над тем, была ли это одна из тех самых нужд, которые имел в виду лорд Стэнли.
Мимо "Ванкуверского клуба лучников", поместья в стиле Тюдоров на холме, спускавшемся к разбушевавшемуся океану; мимо статуи Робби Бэрнса, покрытой помётом голубей; мимо памятника королеве Виктории, ставшего розовым от цветов, облетевшего с веток над ним; мимо "Театра под звёздами" и фонтана президента Хардинга полицейский автомобиль без опознавательных знаков кружил по парку.
– Зоопарк там, – сказал Чандлер, сворачивая к зарослям. Зонт хлопнул, когда они неохотно вылезли наружу, под порывы ветра и струи дождя.
– Единственное, что мы так и не обсудили, – сказала Тэйт, – это то, где мы собираемся жить.
– Не давай дождю настроить тебя против Ванкувера. Прогноз говорит, что солнце должно снова появиться к июню.
Кэрол усмехнулась.
– Бедные животные. Готова побиться об заклад, что они предпочли бы быть пойманы калифорнийцами.
– Зная калифорнийцев, сомневаюсь в этом, – сказал Цинк.
Поднимая волны на водах залива, холодный ветер завывал среди кедров и клёнов, нависающих над тропинкой. Дождь обрушивался на их зонт, барабаня по материи.
Каждый раз, когда порыв ветра поднимал рябь на поверхности пруда справа от них, впереди раздавался рев голодного медведя, требующего свой ужин.
– Канада обладает тремя плюсами по сравнению со Штатами, – сказала Кэрол. – Здесь гораздо меньше оружия, и следовательно, меньше шансов быть подстреленным.
Здесь меньше уровень преступности, следовательно, это более подходящее место для воспитания детей. И ещё – бесспорный факт, что я буду великолепно смотреться в красном.
– Тебе придётся сменить гражданство, если ты собираешься вступить в конную полицию.
– Почему это?
– Потому что американцам это запрещено законом.
Цинк давно примирился с тем фактом, что он никогда не понимал женщин, но реакция Кэрол его удивила. С головой, скрытой за зонтиком, отбрасывающим тень на её лицо, она повернулась, чтобы что-то сказать, когда порыв ветра вывернул зонт наизнанку. Порыв был таким сильным, что вырвал зонт у неё из руки. В ту же секунду она вытянула руку и толкнула его. Потеряв равновесие, он упал на землю.
– Откатись! – закричала она, и одновременно с этим две пули вонзились в покрытие возле его лица.