Голубь над Понтом (сборник)
Шрифт:
– Ты – кузнец Коста…
Тот стянул с головы красный колпак, почерневший от дыма кузнечного горнила.
– Я, князь! Счастливый тебе путь!
Мономах вспоминал что-то.
– Ты ведь мне меч чинил зимой.
– Рукоять, – уже приветливее ответил кузнец, потому что всегда приятно поговорить о работе, сделанной на похвалу. Он некогда ковал этот меч, час за часом выбивал на серебряном наконечнике красивый узор, а на рукояти изобразил двух зверей, вцепившихся один в другого, с извивающимися хвостами. Они и составляли рукоять. С тех пор прошло немало времени. Мономах стал
Форма Ратиборович склонился с коня к старому князю и с кривой усмешкой доложил:
– Ведь наш Коста по дубравам ходит и сокровища ищет!
Кузнец нахмурил брови. Но это была истина. С того самого дня, как в корчме говорили о кладе, он не мог успокоиться и все разыскивал тот опаленный молнией дуб, от которого нужно мерить тридцать три шага на полночь. Однако не правду ли сказал Сахир, что много дубов срубила с тех пор секира? А серебро и злато манили своей легкой ковкостью. Из них можно делать все, что пожелает душа. И богатым хотелось быть каждому бедняку. Орина выговаривала:
– Вот другие хоромы строят, а ты только в корчме сидишь.
Коста вспомнил тогда о ворожее. Даниил был прав, страшные заклятья стерегут всякое сокровище, зарытое в земле, и нужна помощь колдуна, чтобы она разверзлась перед человеком, раскрыла свои тайны. Боязливо поглядывая на хижины гончаров, он отправился в дубраву к страшной старухе.
Горбунья сидела на пороге своей совсем уже покосившейся хижины. Голубоватый дымок шел из двери и таял в воздухе. Когда кузнец подошел поближе, ворожея посмотрела на него уставшими глазами и спросила:
– Какая немощь привела тебя сюда?
Она привыкла, что люди являются к ней за лечебными травами и кореньями. Чаще всего женщины. У одной в огневице сгорал младенец, у другой очи болели, третья просила приворотное зелье, чтобы вернуть любовь и хотение мужа. За это ей несли пироги, вареные яйца или какое другое яство во всякое время года.
– Не немощь, – ответил мрачно кузнец.
– Что же тогда? Не полюбил ли ты жену попа на старости лет?
Жена Серапиона славилась на весь город своей толщиной.
Коста отрицательно покачал головой.
– Что же тебе надобно от меня? Починил крюк – отплачу за него.
Кузнец скосил глаза на дверь, черневшую, как нора в зверином логове. На крюке висел черный котел, и в нем что-то варилось.
– Дай мне ту траву, что клады в земле открывает, – осмелился наконец попросить Коста.
Старуха хрипло рассмеялась.
– Что клады открывает…
– За это награжу тебя.
– Что мне в твоей награде?
– Во вретище ходишь, и хижина твоя развалилась. Настанет опять зима, как ты жить будешь в ней? Починю тебе твой дом.
– Зимою уже не будет меня на свете.
– Почему
– Кукушка сосчитала мои годы. Спросила птицу, и она единый раз прокуковала.
– Сжалься надо мною, – молил Коста и даже шапку снял, как перед боярыней.
Горбунья поднялась и засуетилась около очага, мешая свое варево. Потом снова подошла к двери и зашамкала:
– Сокровища глубоко в земле лежат. Найти их нелегко. Вот настанет Купала, тогда придешь.
– Купала далеко, долго ждать.
– Ныне не имею силы помочь тебе.
Старая горбунья видела немало людей на своем долгом веку, приходивших к ней за всякой помощью и советом, и научилась думать за них. Но если не показывать человеку свою власть над зверями и травами, кто принесет тебе пирог? Хотя порой она уже сама верила, что способна творить страшное в человеческой жизни.
Она усмехнулась:
– Сокровище ищешь, хочешь богатым быть?
Кузнец опасался рассказать старухе о том, что они со Златом услышали в корчме от монахов. Ворожея могла сама завладеть богатством или еще глубже спрятать его под землею. Он промолчал.
Вдруг горбунья забормотала:
– Берег поднимается, море волнуется, ветры мокрые веют от синего моря…
– Что ты говоришь? – в страхе спросил Коста.
– Гром гремит, буря бушует, леса шумят…
Кузнец даже отступил подальше от порога, чувствуя, что слова это не простые, а имеющие какое-то тайное значение. Старуха продолжала бормотать и вскрикивать:
– Волки в дубраве воют, белка с дерева на дерево скачет, зори на землю смотрят с небес…
Было непонятно, к чему старуха говорит все эти речения. Но, может быть, она заклинала?
– Что с тобой? Что с тобой? – спросил он.
Старуха оборотилась к нему и прошептала:
– Волчий вой и обилие белок – к войне и пленению.
– Не сули нам горе!
– Не я сулю, а божественная сила.
– Твои боги – Перун и Мокошь. Скажи им, чтобы они мне сокровище открыли.
Но горбунья, точно озирая грядущее, грозила ему перстом и повторяла:
– Иди, иди… Черный вран сидит на древе…
Теперь она стала бормотать уже совсем непонятное, размахивала руками, точно хотела устрашить кузнеца. Коста пошел прочь, с тревогой в сердце. Что шептала колдунья о черном вороне? Или намекала о чем-то? Надо искать дуб, на котором ворон сидит?
Как нарочно, в те дни кузнецу не попадались на глаза черные вороны. Но однажды он нашел в роще пень таких огромных размеров, что, наверное, здесь рос раньше какой-то особенный дуб. Не мог пройти мимо него человек, зарывающий свои сокровища втайне. Коста отмерил тридцать три шага на север, и когда сделал последний шаг, то очутился на месте, которое показалось подходящим для хранения сокровищ в земле. Здесь возвышался небольшой холмик. Вокруг уже росли молодые дубки, но виднелось немало и пней от поваленных бурей или порубленных секирой. Место было глухим и в те времена, когда еще зеленело могучее древо. Но копать клады полагалось ночью. Днем могли увидеть люди, завладеть богатством, а его убить. И ведь только ночью раскрывались земные недра. Так говорил Даниил, а он читал это в книгах…