Голубая лента
Шрифт:
— Таков приказ, сударыня, — ответил молодой офицер, командовавший шлюпкой.
Сперва на канатах был спущен больной мальчик. За ним — женщина, стонавшая от боли и что-то бормотавшая на незнакомом языке. Вот уже этого миссис Салливен не могла вынести и, вскочив, завопила:
— Вон, вон отсюда! Здесь не больница! Вон отсюда, вон! Ребята! — обратилась она к матросам, сидевшим на веслах. — Отчаливайте! Каждый из вас получит пятьсот долларов, только скорее! Говорю при свидетелях! Я миссис Салливен!
Это было чудовищно! Весла бесшумно
— Назад! Назад! — кричал он. — У нас еще шестеро больных и, кроме того, двадцать стюардесс.
— Назад! — закричал и молодой офицер в шлюпке.
— По пятьсот долларов на брата! Я миссис Салливен!
И шлюпка уходила все дальше и дальше, пока не скрылась в тумане.
Шеллонг и с ним десятки механиков, машинистов и мотористов с безумием отчаяния работали в машинном отделении. Дело шло уже не о том, чтобы спасти пароход, нет, они все же не были безумцами, а лишь о том, чтобы помочь ему продержаться на воде до прибытия «Сити оф Лондон». Они дошли до полного изнеможения, защищая от воды последнюю котельную, снабжавшую паром насосы и генераторы.
Выползли из своих помещений истопники и кочегары, пассажиры промежуточной палубы, стюарды, повара — все они наводнили нижние палубы. Целый город незнакомых друг другу людей, живших дотоле глубоко внизу, в никому не ведомых катакомбах, хлынул из недр парохода. Они поднимались все выше и выше, пока, наконец, не заполнили верхние палубы парохода. Среди них попадались отважные ребята с руками, измазанными маслом, и лицами, черными от угля, в сбитых на затылок фуражках. Тут были и черные и цветные — люди другого мира, завладевшие пароходом в минуту его гибели. Они говорили и смеялись во весь голос и сплевывали куда попало.
Вдруг остановились генераторы. Включили запасное освещение. Разом погас яркий свет, горевший в салонах и на прогулочных палубах. Оркестр вплоть до этой минуты продолжал играть. И на огромном гибнущем пароходе воцарилась почти полная тьма. Она застигла Уоррена в тот момент, когда он спускался по трапу, чтобы в последний раз взглянуть на оранжерею. Объятый паническим страхом перед этой ужасной тьмой и жутким безмолвием парохода, он что было сил бросился назад на палубу.
Капитан Терхузен в своем длинном плаще все еще стоял на шлюпочной палубе. Он снял фуражку, обнажил волосы, резко белевшие в полутьме.
— Скорее! — кричал он в мегафон. — Торопитесь!
Первые шлюпки спускались полупустыми: женщины отказывались покидать пароход. Часто в шлюпку садилось всего двадцать — тридцать пассажиров, меж тем как она вмещала шестьдесят. Зато теперь офицеры втискивали от шестидесяти до восьмидесяти человек — женщин, детей и мужчин.
Пронзительное шипение пара прекратилось, яркие фонари и прожекторы погасли. Люди больше не ссорились, не плакали. Затих и шум
— Скорее! Торопитесь! — кричал Терхузен.
Должен же быть конец этому ужасу! Он стоял, не двигаясь, и ему казалось, что его распяли, пригвоздив к черному, безжалостному небу. Он испытывал нечеловеческие муки, был близок к безумию. На «Космосе» — это и было причиной его страданий — находилось свыше трех тысяч человек, а спасательные шлюпки едва могли вместить половину. Терхузен и его офицеры знали об этом, знал также Шеллонг, а возможно, и Хенрики. Возможно! У Терхузена только и оставалось что десятка два плотов, в данном случае совершенно бесполезных.
От этих страшных мыслей капитан вдруг загорелся нелепой и радужной надеждой на то, что, заметив огни гигантского парохода, к ним внезапно подойдет большое новое французское судно. Вдруг совсем рядом он увидит его сигнальные огни на марсе и фонари. Разве некогда его «Линкольн» не вынырнул из моря перед утопающей «Минервой»?
Взгляд Терхузена то и дело обшаривал океан, столь нерушима была его вера в чудо. «Я услышу гудок как раз в ту минуту, когда перестану верить!» — подумал Терхузен, и в висках у него застучало.
Последняя шлюпка села на воду. Ей было приказано дожидаться у входа в трюм.
Хенрики пришел проститься с Терхузеном и офицерами. Он осунулся и постарел до неузнаваемости. От волнения и растерянности он заикался, невидящие глаза блуждали. Хенрики не скрыл своего восхищения мужеством офицеров, коему он не преминет воздать хвалу в управлении. Но ему пора идти. Его долг — возглавить флотилию спасательных шлюпок и взять в свои руки всю службу связи, как только он поднимется на борт «Сити оф Лондон».
Офицеры молча поклонились. Только Анмек, как всегда дерзкий на язык, презрительно засмеялся и сказал:
— Надеюсь, господин директор, насморка вы не схватите!
Терхузен укоризненно взглянул на него.
Хенрики слышал презрительный смех Анмека, однако смысла его слов не уловил. Да они его нисколько и не интересовали. Сейчас им владела одна мысль: как бы поскорее убраться с тонущего парохода.
На трапе он столкнулся с какой-то тенью. И очень удивился, узнав Уоррена Принса.
— Вы еще здесь? — спросил он в замешательстве.
Уоррен так старался все увидеть своими глазами, так боялся что-либо упустить, что чуть не упустил возможности спастись.
— Я рассчитывал уйти с последней шлюпкой, — сказал он.
— С последней шлюпкой еду я! — торопливо ответил Хенрики. — Пойдемте! — И, осветив карманным фонариком палубу, схватил Уоррена за руку и увлек его за собой.
Они сильно удивились, когда, добравшись до проема трюма, увидели, что от шлюпки его отделяет расстояние в какой-нибудь метр. Обычно же трюм возвышался над поверхностью воды на целых пять метров.