Голубая Луна
Шрифт:
Между нами сидел Джейсон.
– Хватит, Патрик, – попросил он.
– Она разделала его, как животное, а потом пристрелила!
Это был уже третий раз, когда он сказал примерно то же самое.
– Заткнись, – не выдержал, наконец, Джейсон.
– Ну уж нет. Это варварство.
– Это не самая лучшая ночь для меня, Патрик. Так что брось, – спокойно сказала я.
– Ты чертовски права! – воскликнул он.
– Томпсон кричал от боли, – объяснила я.
– И ты его убила! – на этот раз взвизгнул Патрик.
– Кто-то должен был это закончить, – не
– О чем ты, черт возьми, говоришь? Закончить! – его голос продолжал повышаться, и я начинала задумываться, как сильно разозлится Роксана, если я его пристрелю. После того, что я уже сделала сегодня ночью, это не казалось мне таким уж большим делом.
– Сколько ты уже лукои? – сдерживаясь, спросил Джейсон.
Вопрос дал нам пару секунд долгожданной тишины, потом последовал удивленный ответ.
– Два года.
– И что говорит закон об охоте? – преувеличенно спокойно поинтересовался Джейсон.
– Который?
– Не стесняйся, Патрик, – поморщился Джейсон. – Ты знаешь, который.
Патрик не отвечал достаточно долго, так что тишину нарушал только шум мотора и шорох колес. Фургон слегка встряхнуло на ухабе. У меня разыгралось воображение, или за ревом мотора появился новый звук – высокий пронзительный визг? Не-а, воображение. Оно в ближайшее время вообще не собиралось со мной дружить.
Патрик, наконец, ответил:
– Никогда не начинай охоту, если не собираешься убить.
– Вот он, – удовлетворенно кивнул Джейсон.
– Но это же была не охота… – возразил Патрик.
– Нет, именно охота, – перебил его Джейсон. – Просто мы не охотились на помощника шерифа.
– Что это значит? – спросил он.
– Это значит, что мы охотимся на людей в том доме, – ответила я.
Патрик повернул ко мне лицо, казавшееся в темноте еще бледнее.
– Ты не можешь иметь в виду, что мы собираемся убить их всех. Только того, кто отрезал ей палец. Только того, кто виноват.
– Остальные смотрели. И не сделали ничего, чтобы его остановить. В глазах закона это то же, что и действие, – сказала я жестко.
– Ты – не закон, – тихо сказал он.
– О, да, я – закон.
– Нет, черт побери, нет! Ты – не закон!
– Любой, кто причинит вред стае без реальной причины – наш враг, – сказала я.
– Не цитируй мне закон стаи, ты, человек!
– А как мы поступаем с нашими врагами? – спросила я, все еще не выходя из себя.
Ответил Джейсон:
– Смерть.
– Большинство стай не соблюдают старые законы, и вы оба это знаете, – продолжал упираться Патрик.
– Слушай, Патрик, у меня нет времени все объяснять. Так что вот тебе сокращенная версия, как в “Ридерз Дайджест”. Найли со своей командой изнасиловали и пытали мать и брата Ричарда. За это мы их убьем. Их всех.
– А как же шериф Уилкс и его люди?
– Если насиловать мать Ричарда помогал Томпсон, то он был не один. Любой, кто хотя бы коснулся их двоих, уже мертв. Ты это понимаешь, Патрик? Мертв.
– Я не могу, – пробормотал он.
– Тогда сиди в машине, – рявкнула я. – Но заткнись, ко всем чертям, или
– Вот видишь, – не унимался он. – Видишь? Твоя совесть тебя уже беспокоит.
Я посмотрела на него, сжавшегося в темноте в клубок.
– Нет, моя совесть меня не беспокоит. Пока. Может, чуть позже. А может, и нет. Но сейчас, сегодня, я не чувствую себя плохо из-за того, что сделала. Я хотела, чтобы Томпсону стало больно. Хотела наказать его за то, что он совершил. И знаешь что, Патрик? Этого было недостаточно. И никогда не будет достаточно, потому что я убила его чертовски быстро.
К горлу опять подступили слезы. Как только мое оцепенение и злость пройдут, меня ждут большие неприятности. Мне приходилось держаться на одном адреналине, на ярости. Это поможет мне простоять ночь. А завтра… ну, вот завтра и посмотрим.
– Должен же был быть другой способ, – продолжал бормотать Патрик.
– Что-то не слышала от тебя вовремя никаких предложений.
– Что беспокоит доброго доктора, – заметил Джейсон, – так это то, что он ничего не сказал. Ничего не сделал, чтобы нас остановить.
Я была благодарна ему за “нас”.
– Я его не держал! – крикнул Патрик. – Я пальцем его не тронул!
– Все, что тебе нужно было сделать – это сказать: “Остановитесь, не надо”, но ты промолчал. Дал нам его порезать. Дал нам его убить и не сказал ни единого проклятого слова, – продолжал Джейсон сквозь зубы. – Когда он еще был жив, твоя совесть трудилась не так усердно.
Патрик надолго замолчал. Мы виляли по дороге, избегая низких ветвей деревьев и луж грязи. Не было ничего, кроме темноты, золотистого тоннеля света фар и тишины, заполненной шумом мотора. Я не была уверена, что предпочла бы в тот момент именно тишину, но это было лучше, чем внимать словам Патрика о том, какое я чудовище. Я была с ним согласна, отчего слушать становилось почти невыносимо.
Но затем тишину заполнило то, что было слушать еще труднее. Патрик начал плакать. Он съежился у дверцы, так далеко от нас, как только мог, и тихо плакал. Через какое-то время он сказал:
– Вы правы. Я ничего не сделал, и это не даст мне покоя до конца моих дней.
– Добро пожаловать в наш клуб, – хмыкнула я.
Он уставился сквозь темноту на меня.
– Тогда почему ты это сделала?
– Кто-то был должен.
– Я никогда не забуду, как ты его рубила. Такая маленькая… И выражение твоего лица, когда ты его убила. Боже, ты выглядела безразлично, будто тебя вообще там не было. Почему именно ты должна была это сделать?
– А что, было бы лучше, если бы это сделал один из мужчин? – поинтересовалась я.
– Да, – ответил он коротко.
– Не говори мне, пожалуйста, что это из разряда шовинистского бреда. Что ты так расстроен только потому, что это сделала девчонка?
Патрик всхлипнул.
– Думаю, да. То есть, думаю, все это не казалось бы настолько ужасным, если бы это сделал кто-нибудь другой. Просто ты такая маленькая и хорошенькая. Ты не должна отрубать людям пальцы.
– О-о, я тебя умоляю! – поморщилась я.