Голубая Луна
Шрифт:
Проснулся ли и Ашер? Я сконцентрировалась на нем, послала ту силу, магию или что там еще, наружу. Она коснулась его, и он почувствовал меня. Он проснулся и тоже меня чувствовал.
Ашер был мастером вампиров. Не таким сильным, как Жан-Клод, но все-таки мастером. Это давало ему способности, которых у Дамиана, гораздо более старого, никогда не будет. Не будь между нами связи, Дамиан никогда бы не почувствовал, что я его ищу.
Мне хотелось побыть одной несколько минут и подумать, но я не хотела заставлять их меня звать. Я открыла дверь и стояла,
Словно бледные тени в сумраке стояли вампиры. Я включила верхний свет. Ашер вскинул руку, чтобы защитить глаза, а Дамиан просто щурился, глядя на меня. Я хотела, чтобы они отступили от света. Чтобы выглядели монстрами, но они ими не казались.
Дамиан был рыжим и зеленоглазым, однако эти слова не передают всего полностью. Его волосы ниспадали алым плащом, настолько красные, что казались кровью, пролитой на зеленый шелк его рубашки – не такой яркой, как его глаза. Глаза же казались жидким огнем, если только пламя бывает зеленым. Его глаза сияли не оттого, что он был вампиром. Это был их природный цвет, как будто его мать согрешила с котом.
Ашер был голубоглазым блондином, но, опять же, это неточное описание. Волны его волос, длиной до плеч, были золотистыми. Я имею в виду не белокурость, а настоящее золото. Блестящее великолепие его волос казалось почти металлическим. Глаза – бледно-голубыми до белизны, словно у эскимосских хаски.
Он был в шоколадно-коричневых брюках и незаправленной белой рубашке. Кожаные мокасины, без носков, завершали его костюм. Я провела слишком много времени с Жан-Клодом, чтобы назвать это нарядом.
Если оторваться от глаз и волос достаточно надолго, чтобы рассмотреть их лица, то Ашер был красивее. Дамиан тоже хорош собой, и мелкие несовершенства линии скул и носа остались бы незамеченными, не будь рядом Ашера для сравнения. Ашер был прекрасен, как средневековый херувим. Во всяком случае, наполовину.
Половина его лица была той воплощенной красотой, что притянула к нему мастера вампиров века назад. Другая половина была покрыта шрамами. Шрамами от святой воды. Они начинались в дюйме от середины лица, так что его глаза, нос и чувственные, совершенные губы остались нетронутыми, зато прочее походило на расплавленный воск. Шея была нетронутой, однако я знала, что шрамы продолжались на плечах. Его торс выглядел даже хуже, чем лицо, шрамы на нем были грубыми и бугристыми. Но, как и лицо, его тело лишь наполовину было покрыто шрамами. Другая половина была восхитительна.
Я знала, что шрамы доходили до его бедер, но никогда не видела его полностью обнаженным. Поэтому в том, что шрамы были и посередине, приходилось верить ему на слово. Подразумевалось, хотя никогда не высказывалось, что сексом он заниматься мог, но был покрыт шрамами. Наверняка я не знала, да и не хотела знать.
– Где твои телохранители? – спросил Ашер.
– Мои телохранители? Ты имеешь в виду Джейсона и Меховые Шарики?
Ашер кивнул. Его золотые волосы упали на покрытую шрамами часть его лица. Это была старая привычка. Волосы
– Не знаю, где они, – сказала я. – Я только что говорила с Ричардом. Похоже, они решили, что нам нужно уединение.
– А вам нужно было уединение? – спросил Ашер. Он смотрел прямо мне в лицо, пользуясь шрамами и красотой, чтобы удвоить эффект. По некоторым причинам, счастливым он не выглядел.
– Не твое собачье дело.
Дамиан сел в ногах аккуратно застеленной кровати. Провел бледными, длинными пальцами по голубому покрывалу.
– Не в этой постели, – заметил он.
Подойдя ближе, я сверху вниз уставилась на него.
– Если еще хоть один вампир или вер-кто-нибудь скажет, что чует секс, я закричу.
Дамиан не улыбнулся. Он никогда не был особо веселым парнем, а в последнее время стал еще серьезнее. Он просто сидел, глядя на меня снизу вверх. Жан-Клод или даже Ашер улыбнулись бы, начали бы дразнить. Дамиан просто смотрел на меня глазами, в которых была сдержанная скорбь – как у других бывает сдерживаемый смех.
Я потянулась и отбросила прядь его волос, чтобы тронуть его за плечо. Он отдернулся от моего прикосновения, словно оно причиняло ему боль. Рывком поднявшись на ноги, он направился к двери и остановился там.
Я в недоумении осталась с протянутой рукой.
– Что с тобой, Дамиан?
Ашер встал позади меня, легко положил руки на мои плечи.
– Ты совершенно права, Анита. То, что ты делаешь с мсье Зееманом, не мое дело.
Я скользнула своими руками по его, наши пальцы переплелись. Я помнила ощущение его прохладной кожи на моей. Я прислонилась к нему спиной, его руки обвились вокруг меня, но я была недостаточно высокой. Это была не моя память. Жан-Клода. Когда-то они с Ашером больше двадцати лет были компаньонами.
Я вздохнула и начала высвобождаться.
Ашер положил подбородок мне на макушку.
– Тебе нужны чьи-нибудь руки, от которых ты не будешь чувствовать угрозу.
Я вжалась в него с закрытыми глазами и лишь на мгновение позволила себя обнять.
– Единственная причина, по которой это так приятно, только в том, что я ощущаю воспоминание чужого удовольствия.
Ашер нежно поцеловал мои волосы.
– Из-за того, что ты видишь меня сквозь дымку воспоминаний Жан-Клода, ты единственная женщина более чем за двести лет, не обращающаяся со мной как с уродцем из цирка.
Я прижалась лицом к его руке.
– Ты опустошающе красив, Ашер.
Он отвел волосы с моей заплывшей щеки.
– Для тебя – возможно, – и запечатлел нежнейший из поцелуев на моей щеке.
Я высвободилась, мягко, почти неохотно. То, что я помнила об Ашере, было проще, чем что-либо в этой жизни, от чего я пыталась освободиться.
Ашер не пытался меня удержать.
– Если бы ты уже не была влюблена в двух других мужчин, того, как ты на меня смотришь, было бы достаточно.
Я вздохнула.