Голубая роза. Том 2

Страуб Питер

– Вы ничего не видели.

– У вас больной вид. Вы что, проглотили целую бутыль аспирина или что?

– Без вас я самоубийств не совершаю.

– Я имею право получить деньги за всю неделю.

– Имеете. Даже за две недели. Пожалуйста, возьмите. Четырнадцать долларов, – я достал из кармана деньги, отсчитал две бумажки по пять и четыре по одному и протянул ей.

– За неделю, я сказала. Пять долларов. Я проработала три дня, и еще сегодня, пятница и суббота, – она взяла пятидолларовую купюру, а остальные выложила на подоконник.

– Чудно. Пожалуйста, уходите и оставьте меня.

Я понял, что был несправедлив к вам. Простите.

– Я знаю, что вы сделали, – сказала она. – Вы хуже зверя в лесу.

– Как красноречиво, – я закрыл глаза. После этого дыхание ее стало более ровным, и она повернулась к выходу. Теперь я чуял запах злобы. Спасибо Алисон. Хлопнула дверь. Я не открывал глаз, пока не стих звук ее шагов.

Кто хуже зверя в лесу?

Тот, кто залез в муравейник.

Тот, кто сломал стул.

Тот, кто боялся.

Тот, у кого руки в крови.

Когда я открыл глаза, ее уже не было. Запыленный коричневый “форд” почтальона проехал по дороге мимо моего дома. Писем от моей кузины больше не будет. В этом есть смысл. Ее тело – вернее, скелет, спустя двадцать лет, – покоилось на Лос-анжелесском кладбище. Поэтому ей приходилось воссоздавать себя из подручных материалов. Или быть просто ветром, холодным ветром из леса. Листья, кора, иглы. Иглы, раздирающие плоть.

Я встал и вышел на улицу. Мне казалось, что я хожу во сне. Дверца “нэша” вышла из пазов и, когда я ее открывал, испустила резкий визг.

Какое-то время я не знал, куда еду, а просто катил по дороге, медленно, как Дуэйн на своем тракторе. Потом я вспомнил. Последняя надежда. Проезжая мимо дома Сандерсонов, я увеличил скорость. Миссис Сандерсон смотрела в окно, как я проезжаю. Школа, церковь, красный язык песчаника. Энди с лицом цвета снятого молока качал бензин из колонки. За ним чернел квадрат обугленной земли.

Достигнув узкой тропинки, петляющей среди деревьев, я резко вывернул руль и поехал навстречу солнцу. Ряды пшеницы у дороги были смяты и вдавлены в землю. Скоро поля скрылись и начался лес. Проехав мимо громадных дубов, закрывающих ветвями солнце, я поставил машину возле красного курятника и вышел. Сразу же меня оглушил гомон птиц; несколько перепуганных кур удирали в лес, петляя из стороны в сторону.

Сперва я заглянул в курятник. Запах чуть не сшиб меня с ног. Он казался еще сильнее, чем в тот раз, когда я помогал тете Ринн собирать яйца. Две или три птицы хлопали крыльями на своих насестах. Их стариковские головы повернулись ко мне; круглые глаза смотрели, не мигая. Я осторожно вышел.

Две курицы уже забрались на капот “нэша”. Я направился к дому, который выглядел темным и пустым. Здесь листья полностью закрывали небо, и солнечный свет лишь немного раздвигал их своими лучами.

Тот, кто боялся.

Тот, у кого руки в крови.

На подоконнике в кухне стояла тарелка, накрытая красно-белой салфеткой. Я откинул ткань. Это была лефса, уже покрытая зеленоватым налетом плесени.

Она лежала в спальне, посередине своей двуспальной кровати, накрытая

желтоватой простыней. В нос мне ударил медный запах. Я знал, что она мертва, еще до того, как коснулся ее тела. Белые волосы рассыпались по подушке. Я подумал, что она умерла два или три дня назад – быть может, именно тогда, когда тело Пола Канта вытаскивали из-под обгорелых остатков Волшебного Замка или когда я отбивал собственное тело у призрака. Я отпустил ее одеревеневшую руку и пошел звонить в полицию.

* * *

– Ох, черт, – сказал Дейв Локкен после первых моих фраз. – Вы там? С ней?

– Да.

– Вы ее обнаружили?

– Да.

– На ней есть какие-нибудь... э-э... следы? Что-нибудь, указывающее на причину смерти?

– Ей было девяносто четыре года, – сказал я. – По-моему, это достаточная причина смерти.

– Ладно. Черт. Вы говорите, что только что ее нашли? А что вы там делаете?

Искал последней защиты.

– Она сестра моей бабушки.

– Значит, навестить решили? – я понял, что он записывает. – Так вы сейчас прямо там, в лесу? На этой ее ферме?

– Именно так.

– Ладно, черт побери, – я не мог понять, почему он так возбужден моим сообщением. – Смотрите не уезжайте, Тигарден. Оставайтесь там, пока я не приеду со “скорой помощью”. Ничего не трогайте.

– Я хотел бы поговорить с Белым Медведем, – сказал я.

– Не получится. Шефа сейчас нет. Но не волнуйтесь, Тигарден, вы поговорите с ним очень скоро, – он повесил трубку, не попрощавшись.

Локкен казался здесь пришельцем из другого, грубого и злого, мира, и я вернулся к Ринн и сел рядом с ней на кровать. До меня дошло, что я все еще двигаюсь с трудом после ночи, проведенной мной в комнате, которую я приготовил для Алисон Грининг, и я едва не упал на кровать рядом с телом Ринн. Ее лицо, казалось, разгладилось смертью, стало не таким морщинисто-китайским. За кожей щек отчетливо проступали кости. Я попытался подтянуть простыню и закрыть ей лицо, но мешали руки; потом я вспомнил, что Локкен велел ничего не трогать.

Через час, не раньше, я услышал шум машины со стороны дороги и, выйдя на крыльцо, увидел подъезжающую полицейскую машину в сопровождении “скорой помощи”.

Хмурый Дейв Локкен вылез из машины и помахал двоим санитарам. Они тоже вышли и двинулись к дому.

Один из них курил, и дым его сигареты поднимался к неподвижному лиственному покрову наверху.

– Эй, Тигарден! – крикнул Локкен. Только сейчас я заметил взъерошенного человека в костюме, стоящего за его спиной. На нем были толстые очки. – Тигарден, идите сюда! – человек в очках вздохнул и потер лицо, и я увидел в руках у него черную сумку.

Я сошел с крыльца. Локкен едва не подпрыгивал от нетерпения. Я видел, как его живот колыхался под форменной рубашкой.

– Хорошо. Ну, Тигарден, рассказывайте.

– Я уже все рассказал.

– Она в доме? – спросил доктор, выглядевший очень усталым.

Я кивнул, и он пошел к дому.

– Подождите. Сперва несколько вопросов. Так вы говорите, что обнаружили ее. Правильно?

– Да, я так говорю, и это правда.

– Свидетели есть?

Один из санитаров хихикнул, и лицо у Локкена пошло пятнами.