Голубиная гибель
Шрифт:
– Мало ли что жалко. Вставай! Скажи спасибо, и пойдем. Нас бабушка ждет.
– И она потянула Маришку за руку из-за стола.
– Да, да, голубков ваших надо убрать непременно, - сказал Брыкин.
Бледное личико Маришки вдруг скривилось, глаза закрылись, и она заревела. Клавдия Никифоровна стала ее успокаивать, совала баранку. Сергей Иванович тоже встал из-за стола, Агния Николаевна тащила Маришку силой, а та ревела все отчаянней. Агния Николаевна не говорила ни слова, лицо ее как будто застыло, и только у самых дверей она вдруг стала кусать губы.
Брыкин
– Ну и соседи у вас!
– И покрутил головой.
– А насчет птиц не затягивайте. К завтрему чтоб.
Сергей Иванович и Клавдия Никифоровна особенно не огорчились: жили без голубей и проживут. Штраф платить никому неохота. Клавдия Никифоровна сгребла все голубиное семейство - и птенца великовозрастного, который уже летать начал, - и отнесла вместе с ящиком одному знакомому малому, сыну лифтерши. Вот малый обрадовался-то!
Вечером о голубях не говорили. Точно их и не было никогда. После ужина пошли к Марии Алексеевне в дурачка перекинуться. Потом, когда вернулись и уже спать постелились, старушка Софья Леопольдовна постучала: Маришка плачет, не засыпает, хочет на голубков посмотреть.
– Нету голубков! Все! Улетели!
– сказал Сергей Иванович сердито.
А на другой день, лишь только вошел Сергей Иванович в дом, Клавдия Никифоровна ему радостно:
– А у нас гости!
– Кто такие?
– Погляди вот...
Очень смеялись в тот вечер Сергей Иванович и Клавдия Никифоровна.
– Мы-то их жалели, мы-то их кормили, а они нас разорить хотят, под штраф подвести!
Вскоре и малый, лифтершин сын, прибежал испуганный:
– Тетя Клава, у вас голуби?
– Здесь, здесь. Забирай свое добро и береги лучше...
Отдали ему голубей, а Сергей Иванович взял молоток и подбил железный отлив таким образом, чтобы, если прилетят голуби в другой раз, сесть им было невозможно.
Утром Сергей Иванович прямо из постели, босой, подошел к окну, глянул мать честная!
– голуби тут как тут. Сидеть им нельзя, так они прицепились к железу и повисли. Все трое повисли. И как ухитрились, на чем держались непонятно. Эти висящие голуби выглядели так страшно, жутко и трогательно, что Сергей Иванович и Клавдия Никифоровна растерялись. Марию Алексеевну с племянником пригласили смотреть и Маришку позвали. Маришка оказалась больной, лежала в постели, вместо нее старушка Софья Леопольдовна пришла совсем согнутая, голова трясется. Племянник Марии Алексеевны, человек ученый, студент института, сказал, что у голубей действует особенная привычка. Им, сказал, отбиться от вашего окна так же, трудно, как, например, Сергею Ивановичу бросить трубку курить. Старушка Софья Леопольдовна тоже удивлялась, ахала, потом сказала Клавдии Никифоровне шепотом:
– А у нас беда: Агнию с работы сократили. Как жить будем - не знаю. Книги продаем, ковер продали...
– И громко: - Нет, ваши птицы исключительно редкие! На мой характер, я бы их ни за что не отдала!
Сергей Иванович хмурился, глядя на голубей.
– Ничего, ладно, - ворчал.
– Долго не провисят, устанут...
И
– Что ж, граждане? Акт будем составлять?
Ему показали, что ящика нет и даже отлив подогнут нарочно, и рассказали про лифтершина сына и про то, как голуби возвращаются и висят, окаянные, и сделать с ними ничего невозможно. Брыкин разглядывал висящих голубей, качал головой, и его красные щеки тряслись, как два мешочка. Он спрашивал, который тут голубок и которая голубка, пытался взять их в руки и даже положил несколько крошек на карниз.
Поиграв с голубями, вздохнул, сказал тихо:
– А все равно, граждане, убрать надо неминуемо. И зачем вам, ей-богу, эту пакость держать, прости господи? Если ради девчонки, то могу сказать вполне ответственно, - он понизил голос, - не жильцы они тут. Ясно?
– Какая девчонка!
– Сергей Иванович махнул рукой.
– Это нас не касается.
– А нам, видишь, поступило заявление, и мы обязаны прислушаться и принять меры. Так что голуби считаются птица подозрительная, ненужная в наше время. И тем более ученик занимается и они ему мешают.
– Ну, понятно, чего говорить. У вас тоже служба...
– А как вы думали? Легко ли мне, старику, какой раз к вам на седьмой лезть да вниз топать? Одни вы, что ли, у меня?
– Красное лицо Брыкина стало еще гуще, малиново-красным, голос возвысился, белые стариковские глаза с неожиданной злобой уставились в Сергея Ивановича.
– Зачем столько уговоров? Пригласить вас повесткой на товарищеский суд, акт составить да штраф влепить - и вся недолга!
Едва упросил Сергей Иванович отсрочку на два дня.
В субботу вечером Сергей Иванович посадил голубей в корзинку, накрыл тряпкой и поехал на Ленинградский вокзал. Он решил отвезти голубей своей сестре, которая жила за Клином, в ста пяти километрах от Москвы. Клавдия Никифоровна очень тревожилась за своего старика, особенно огорчилась тем, что не заставила Сергея Ивановича надеть вязаную телогрею и взять зонтик. Последнюю неделю зачастили грозовые дожди, в воскресенье тоже была гроза. Клавдия Никифоровна проклинала голубей, соседей, Брыкина, ей мерещились всякие напасти.
Сергей Иванович вернулся за полночь - продрогший, измученный, но довольный и с букетом сирени. Он рассказал, что голуби устроены прекрасно, лучшего и желать нельзя. Обе племянницы, девочки, счастливы до невозможности. Голубям отвели квартиру на чердаке, со всеми удобствами, с окном в сад - не то что ржавый отлив, где даже сесть некуда. А там-то помещение богатое, простор, воздух, сирень цветет, воркуй на здоровье хоть сто лет.
– Так что попали наши птахи как в дом родной, - закончил свой рассказ Сергей Иванович, усмехнулся устало.
– Теперь уж не воротятся...