Голубой берег
Шрифт:
Зажгли несколько больших костров, и они осветили всю площадь перед мечетью. Стоны неслись со всех сторон. Это напоминало мне поле битвы.
Стало очень тесно. Все боялись отойти в сторону от бочки с молоком, рвали друг другу халаты. Глядя на это трагическое и смешное зрелище, дехкане, не принимавшие участие в «трапезе», смеялись и издевались над теми, кто засовывал два пальца в рот.
— Захотели милости аллаха? Зачем же вы выбрасываете ее вон?
Председателю принесли список дехкан, получивших лепешки в обмен на овец и зерно. Это был большой список.
Я зачерпнул первую пиалу молока.
— Мне, мне! — закричал домулла.
— Нет, — сказал Саид, — пусть аллах тебя спасет!
— Правильно! — закричали все.
— Кто верит, что аллах спасет, тому не дадим молока. Пусть аллах спасает! — сказал Карабек.
— Не верим! — закричали дехкане. — Не верим! Дай молока! Пусть советская власть спасет нас! — кричали лучшие правоверные, лучшие из лучших, те, кому так доверял домулла.
— Мы первые записаны! — заворчали богачи.
— Мы иначе сделаем, — вдруг предложил Карабек. — Мы начнем давать по списку с конца. Сначала получат бедняки.
— Но ведь я умру до тех пор! — завопил домулла.
— И подыхай, шайтан! — отвечали из толпы. Председатель установил очередь. Ее пытались смять протискавшиеся вперед дервиши, но их оттеснили назад.
Дервиши начали стонать и кататься по земле больше и сильнее всех: эти мошенники желали показать, как они страдают. Они прекрасные актеры, но я их слишком хорошо знал, чтобы верить в их мучения.
В очередь за молоком подошел старик Шамши. Он съежился, старался, чтобы я не узнал его. Я строго спросил его:
— Ты тоже ел лепешки, Шамши?
— Нет, нет, — заговорил он. — Я только кусочек попробовал — интересно…
Наконец, очередь дошла до домуллы. Он протянул свои дрожащие руки к кружке…
— Стой! — вдруг закричал чей-то голос, и у бочки появился Джалиль Гош. Он выбил кружку из рук домуллы.
— Сабира! — закричал тут Саид.
Действительно, за Джалилем в свете костра появилась Сабира.
— Ты святой, домулла… — сказал Джалиль. — Ты прятал в своем доме девушку… Ты… — голос его дрожал от гнева. Он поднял камчу и начал наносить ею удары до-мулле, один за другим.
Если бы не оттащили полумертвого от страха старика, он бы погиб.
Мы бросились к Сабире. Она плакала и смеялась. Рассказывая друг другу виденное, мы все отправились в дом председателя.
— Я не верил, я не верил… — шептал по дороге Шамши. Но тут нас ждала новая неожиданность. У крыльца стояли оседланные лошади. К нам навстречу вышел какой-то хмурый человек с портфелем, сопровождаемый милиционером.
«Уполномоченный, который должен был прибыть
— Я должен вас задержать, — сказал уполномоченный, — директива…
Все остановились.
— Что он говорит? — спросил Джалиль, указывая на уполномоченного, не понимая по-русски, но чувствуя, что мне грозит какая-то неприятность.
— Должен задержать, — объяснили ему.
Джалиль Гош вдруг схватил ружье.
— Хочешь, я его убью? — подскочил он ко мне и готов был привести это намерение уже в исполнение.
— Это еще что за номера? — сухо опросил прибывший. — Это тот самый бандит, с которым вы связались? Это…
— Это не бандит, — резко перебил я его. — Это человек, благодаря которому открылось тут целое гнездо мошенников. Кстати, ваших милиционеров пошлите охранять всю эту компанию. А мы зайдем в дом, и я расскажу вам поучительную историю, которая может помочь разобраться в местных делах…
…Что я рассказал ему? То же самое, что рассказал здесь вам, — всю эту историю, может быть, сбивчиво и неполно, отрывочно: о нашей деловой поездке от Кашка-су до Дуваны, о снегах и горах, о сложных и запутанных тропинках этой страны и разных ее людях: хитрых, доверчивых, скрытных и прямодушных… Герои этой истории окружали нас; они сидели на полу домика председателя в далеком горном кишлаке Большая Дувана. Киргизские смуглые их лица были освещены светом из окна. То всходила луна. Она висела над высокими снежными пиками. Из окошка были видны глубокие тени, падающие в трещины и долинки, извивы и складки скал… Мне вспомнились старинные баллады местных сказочников-старцев о неустрашимом киргизском витязе Ир-Манасе, ничего не боявшемся и скакавшем бесстрашно по горам. Может быть, пройдут времена и здесь будут передавать былину о другом бесстрашном витязе, Джалиле, освободившем Голубой берег от колдовского запрета…
К утру уполномоченным был составлен подробный протокол всех дел с опросом Джалиля Гоша.
Весь караван наш был в сборе и караванщики на местах. Все сели на коней. Голубой берег перед нами был теперь свободен.
Саид и Сабира отправлялись на запад. Они поехали учиться. Мы трогательно распрощались с ними. Старик Шамши при этом случае опять прослезился.
— Если я на Голубом берегу… — говорил он, обнимая Сабиру, — подберу самовар… Возвращайся в Кашка-су…
— Агрономом! — закричала Сабира.
Мы ехали на восток. Джалиль Гош попрощался с нами.
— Теперь ты не против советской власти? — опросил его Карабек.
— Нет, — засмеялся тот.
— Ну, тогда другое дело, — важно сказал Карабек, и они крепко и дружески обнялись.
Я уговаривал Джалиля ехать вместе с нами, но он наотрез отказался, сказав, что его ждут горы и дело охотника. Проводив нас глазами, он вскинул ружье на плечо, повернулся и зашагал из кишлака по тропинке, ведущей в горы.