Голубой огонь
Шрифт:
Она взбила Сюзанне подушку, поставила поднос ей на колени и осталась стоять перед кроватью в ожидании.
— Садись, — сказала Сюзанна. — Как мы сможем разговаривать, если ты будешь так стоять?
Настороженность появилась в лице девушки, но она не двинулась в сторону стула.
Сюзанна съела полную ложку бредая и нашла его изумительно вкусным. Чувство жалости к себе понемногу проходило.
— Послушай, — сказала она, чувствуя, что больше раздражена традициями Южной Африки, чем поведением Вилли. — Ты женщина, и я женщина. Пожалуйста, присядь
Все еще настороженно, с инстинктивным недоверием к той, у которой была белая кожа, Вилли в ожидании присела на край стула.
— Почему между нами должна быть разница? — спросила Сюзанна.
— Я работаю у вас, в вашем доме, — серьезно ответила Вилли. — Считается невозможным…
Сюзанна быстро прервала ее:
— Раньше никто не обслуживал меня. Мне неудобно чувствовать себя госпожой. Я не умею управлять домашним хозяйством.
Вилли опустила черные ресницы и ничего не ответила.
Сюзанна сделала новую попытку, измученная своей неспособностью преодолеть пугливость девушки, ее недоверчивость.
— Мой отец сказал мне сегодня, что ты обручена с Томасом Скоттом. — Она проглотила еще одну ложку тушенки, наблюдая за Вилли. — Ты собираешься выйти за него замуж?
На этот раз Вилли ответила со спокойной сдержанностью:
— Я не обручена с Томасом. И не собираюсь за него замуж.
В ее словах промелькнул упрек, и Сюзанна, вспыхнув, сказала:
— Извини. Я не должна была спрашивать тебя. Сегодня я весь день допускаю бестактности.
Сделав над собой усилие, Вилли попыталась преодолеть свою сдержанность:
— Я не возражаю против ваших вопросов. Брак между такими людьми, как я и Томас, непростая вещь. Мы вынуждены думать о будущем. Что будет с нашими детьми? Это меня пугает. Я не могу брать на себя ответственность за судьбу детей в сегодняшней Южной Африке, которую мы знаем.
Сюзанна молчала, не зная, чем ее утешить. Она вспомнила слова Джона Корниша на мемориале Роудза и его желание уехать прочь от наступающего ужасного насилия в этой стране. Но люди, подобные этой девушке, не могут покинуть страну, даже если захотят.
— Есть еще и другие причины, — продолжала Вилли, словно искренность Сюзанны обезоружила ее и она начала немного расслабляться, — У Томаса университетское образование, и у него более светлая кожа, чем у меня. Для него открыты многие двери из тех, что закрыты передо мной. Зачем я буду обременять его как темнокожая жена? Вы не представляете себе, как тяжело иметь темную кожу в Южной Африке.
Сюзанна подумала, что уже начинает представлять. Она стала болезненно чувствительна к этим вещам, будучи под защитой своей собственной белой кожи. Перед лицом проблем Вилли ее собственные волнения несколько ослабли. Однако при звуке голоса Дэрка, внезапно раздавшемся у открытой двери, все возвратилось снова.
— Я могу войти? — спросил он.
Вилли вскочила, и Дэрк что-то резко высказал ей на африкаансе относительно порицания и угрозы увольнения.
— Спасибо, Вилли, за тушенку, — сказала Сюзанна, когда девушка, взяв поднос,
— Ты не должна ей так потворствовать, — сказал Дэрк. — Вы, американцы, распустили ваших слуг. Часть вины за те беды в Южной Африке, которые мы имеем сегодня, лежит как раз на таких людях, как Вилли и Томас. Слишком высокое образование, слишком много амбиций, и сделать с ними ничего нельзя. Глупо начинать с того, чтобы давать им образование.
Ей не хотелось возражать ему какими-нибудь новыми аргументами, однако она не могла оставить его слова без ответа.
— Ты не можешь отрицать необходимость образования каждому, кто захочет его получить, — сказала она горячо, — также как и возможность воспользоваться им.
— Никто не станет отрицать этого, — нетерпеливо ответил Дэрк. — Пусть получают его в своих школах, по своей собственной программе. Вот в чем сущность апартеида.
Аппартхейт — ненависть к разделению, — подумала Сюзанна. Так следовало бы произносить это». Вряд ли можно найти более выразительное слово. Очень больно видеть это в Дэрке, но она знала, что с этим он вырос, так же как некоторые американцы вырастают с расовыми предрассудками.
Как-нибудь они должны поговорить об этом, но сейчас не время.
Он подошел и сел возле нее на кровать.
— Давай не будем ссориться из-за Вилли. Она по-своему хорошая девушка. Но сейчас я не хочу говорить о ней.
Сюзанна не сделала движения навстречу ему. Она мучительно разрывалась между любовью, негодованием и страданием. Он поднял руку и откинул со лба ее светлые волосы.
— Мне кажется, они отросли немного, — сказал он. — Ты их больше не стригла?
Она покачала головой, чувствуя, что он сам сумеет начать разговор, если не перебивать его.
— Мне бы очень хотелось знать, — продолжал он, — поймешь ли ты меня, если я кое о чем тебе расскажу? Иногда ты бываешь такой умной и независимой, что это тревожит меня. А иногда я думаю, не женился ли я случайно на ребенке вместо взрослой женщины.
Она молча ждала. Сердце ее бешено колотилось.
— Не думай, что я не понимаю твоих чувств к Маре, — сказал он. — Я бы предпочел, чтобы ты этого не знала. Но поскольку ты узнала то, что в твоих глазах может необоснованно разрастись, я думаю, что тебе необходимо взглянуть на это трезво.
— Взглянуть на что? — спросила Сюзанна тихо.
— На мою жизнь до того, как появилась ты. Мара — привлекательная девушка, Мы оба были свободными. Почему нам было не утешать и не забавлять друг друга на досуге? С моей стороны никогда не было намерения жениться на ней. Она знала, что я считал себя непригодным для семейной жизни. Возможно, она хотела изменить эту ситуацию. Я думаю, что женщины всегда так делают. Возможно, она еще не смирилась, хотя я не давал ей повода для надежд, Я написал ей из Штатов, как только понял, что мы поженимся. Но я не встречался с ней наедине более одного-двух раз с тех пор, как вернулся. Когда она попросила меня о встрече этим вечером, я почувствовал себя обязанным, я не смог отказать ей.