Голубой пакет (илл. А.Парамонова)
Шрифт:
В конце дня он вызвал к себе своего заместителя и принял его, лежа в постели.
— Крутит меня всего, — пожаловался он. — Или простыл, или переутомился…
— А температура? — поинтересовался заместитель.
— Тридцать семь и три.
— Надо полежать.
— Я и то думаю. А как дела у коменданта?
Заместитель усмехнулся и махнул рукой.
— Не на месте сидит человек, — проговорил он. — Он растерялся окончательно. Ежеминутно звонит, мечется по городу, поднял на ноги гарнизон.
— А что вы думаете? — спросил начальник. — Куда в самом деле могла деваться
— Ума не приложу. Я мало верю в то, что она прошла Лопухово. Это очень шаткая версия. Вот что она была в Стодолинске — это факт. Я сам звонил туда.
— Но от Стодолинска до нас больше трехсот километров, — заметил начальник.
— Точно. Я и посоветовал майору Фаслеру искать следы на этом отрезке.
— Правильно поступили, — одобрил начальник и спросил: — Мать «крота» нашли?
Заместитель беспомощно развел руками.
— Пока нет.
Оба умолкли. В комнату вошел солдат с подносом в руках. На нем были две чашки с горячим кофе и подрумяненные тостики.
Заместитель подвинул стул поближе к кровати, и солдат поставил на него поднос.
— Прошу, — пригласил начальник своего заместителя и сам взял чашку. Сделав глоток, он спросил: — Вы подготовились к встрече этой партизанской девки?
— Да, да… Я только что беседовал с Филином и дал ему исчерпывающие указания. Он сам горит от нетерпения повстречаться с нею. И народ я проинструктировал.
— Самое главное — спокойствие, — предупредил начальник гестапо, отхлебывая кофе маленькими глотками. — Никаких препятствий ей не чинить. Предоставьте ей полную свободу. Пусть ходит по городу, устраивается.
Заместитель кивнул, а шеф его продолжал:
— Как только она пожалует, сейчас же позвоните мне. И вообще держите меня в курсе событий. Я почему-то уверен, что эта способная девка, как выражается в письме ее мнимый папаша, выведет нас на городское подполье.
Заместитель вздохнул и поставил на стул пустую чашку.
— Наша ошибка состоит в том, — медленно проговорил он, разминая сигарету, — что мы решили схватить «крота» и потеряли его. Мы лишили себя больших перспектив. Мы поторопились. Надо было выждать. Поверьте мне, что «крот» понадобился бы нам в связи с визитом новожиловской дочки.
— Пожалуй, да, — неохотно согласился начальник гестапо.
Ему не хотелось признаться в том, что захват «крота» — его собственная инициатива. Не кто иной, как он приказал при обнаружении радиста немедленно брать его. А заместитель придерживался иного мнения. Он считал, что главное заключается в том, чтобы засечь нелегальную радиостанцию, взять ее под наблюдение, а с арестом радиста временно воздержаться.
— Кому вы поручили наблюдение за ней? — спросил он после долгой паузы.
— Оберштурмфюреру Мрозеку.
Начальник гестапо поморщился. Он не особенно любил этого желторотого птенца, дамского сердцееда.
— Справится он?
— Я уверен.
— Хорошо, — согласился начальник. — Пришлите его ко мне. Я сам с ним побеседую.
Заместитель встал, поставил стул к стене и поклонился.
25
Небольшой мрачноватый зал кафе «Глобус» с низким,
Это было единственное место в городе, где гитлеровские офицеры имели возможность посидеть за стаканом вина и потанцевать.
Солдатам и местному населению входить в кафе запрещалось. Исключение делалось лишь для женщин. Они могли появляться в любое время, с кавалерами и без кавалеров, при условии мало-мальски приличного наряда. Но последнее принималось в расчет главным образом тогда, когда женщина появлялась одна, без офицера, что бывало событием довольно редким.
В городе все чаще и чаще останавливались на ночевку различные части, идущие к фронту. Офицеры, радуясь передышке, шли или в офицерский клуб или в кафе. Большинство предпочитало кафе: здесь было веселее.
Зал освещался большой люстрой, невесть откуда сюда попавшей. Она спускалась с потолка так низко, что человек среднего роста мог без труда достать до нее рукой.
Столы украшала самая разномастная посуда, начиная с бокалов чистейшего хрусталя, тарелок саксонского фарфора и кончая грубыми гранеными стаканами из обыкновенного мутного стекла. Скатерти пестрели красными и желтыми пятнами. В этот вечер кафе было переполнено. В половине десятого на подмостки, расположенные в углу, правее буфета, поднялись скрипач, аккордеонист, трубач, виолончелист и пианист. Вслед за ними под жидкие хлопки публики развязно выбежала певица, пользовавшаяся у офицеров местного гарнизона особой популярностью.
Это была размалеванная женщина неопределенного возраста, с выщипанными бровями и чудовищной прической, напоминавшей собой цветочную клумбу. Платье из плотной ткани канареечного цвета с голубыми разводами подчеркивало пышность форм этой особы. Она кокетливо раскланялась во все стороны и одарила кого-то воздушным поцелуем.
— Марго, привет! Повесели нас, старуха! — весело закричали офицеры.
Оркестр заиграл танго тридцатилетней давности, и Марго низким голосом, в нос, затянула:
Шуми-ит но-очной Ма-арсель…Тотчас говор стих. Задвигались стулья, часть столов опустела, и на небольшом «пятачке» перед буфетом начались танцы.
Успевшие подвыпить кавалеры сталкивались с официантами, старавшимися пробраться сквозь плотный строй танцующих, наступали дамам на ноги, роняли пепел от своих сигарет на их плечи. Когда пение и музыка умолкли и танцующие хлынули на свои места, в зале появилась Юлия Васильевна.
Следуя советам полковника Бакланова, она еще днем предприняла разведку и выяснила, что Готовцев действительно работает шеф-поваром в кафе «Глобус», что он жив, здоров, невредим. Все это удалось ей узнать без труда от безногого инвалида, продававшего мороженое возле дверей кафе. Инвалид оказался покладистым и добродушным парнем. Он охотно вступил в беседу. Пока Юля уничтожала безвкусное мороженое, единственным достоинством которого было то, что его долго держали на льду, инвалид выложил ей все, что ему было известно о кафе «Глобус».