Голубой вальс
Шрифт:
– Со мной все в порядке, – с трудом выдавила она, вынимая из сумки несколько монет и бросая их на стол. – Все в полном порядке.
Незаметно подошел метрдотель. Когда он притронулся к ее локтю, Белл обернулась с широко раскрытыми глазами.
– Я должна идти, – с запинкой пробормотала она. Повернувшись, Белл поспешно, насколько позволяла хромота, направилась к выходу.
Она выбежала в ночную тьму. Ветер завывал сильнее, чем прежде. С неба обрушивались тяжелые струи ледяного дождя. А она забыла взять свой плащ, даже не подумала
Воспоминания терзали мозг. Она пошла быстрее, с трудом волоча больную ногу. Вместо того чтобы направиться к Арлингтон-стрит через Бикон-стрит, она свернула в ворота в чугунной ограде и пошла через парк по тропе, которая, как она знала, выводит к ее дому.
Холодные струи дождя секли ее по лицу. По распущенным волосам сбегали ручейки. Тем временем боль в ноге стала нестерпимой. Деревья и скамьи казались одинаковыми, дорожки перепутались. Двигаясь наугад, Белл словно блуждала по лабиринту.
Люблю тебя, мой Колокольчик.
Воспоминания разрывали ей сердце.
Люблю тебя, дорогая дочурка.
– О папа, папа!.. – бормотала она. И ветер тут же подхватывал и уносил ее слова.
Она не чувствовала, как стучат зубы, как дрожь охватывает все тело, не замечала, что всего в пятидесяти ярдах от нее светятся огни ее дома.
Люблю тебя, мой милый Колокольчик.
– О папа!.. – закричала она.
Ее нога зацепилась за торчащий из земли корень. Белл протянула руки в тщетной надежде за что-нибудь ухватиться, колени у нее подкосились, и она рухнула наземь.
– Папа, – шептала Белл, лежа в грязи. – Где ты, папа?..
Глава 3
1870 год
Ренвилл
– Наконец-то я дома!..
Захлопнувшись, дверь поставила заслон на пути холодного февральского ветра. Маленький бревенчатый домик вздрогнул от этого удара.
– Мама, мама, папа приехал! – закричала маленькая Белл.
Торопливо семеня маленькими ножками, она подбежала по грубо отесанному полу, кое-где прикрытому лоскутными ковриками, к отцу и обвила его ногу своими ручонками.
Отец у нее был большой, крупный человек – настоящий медведь, – с густыми, жесткими каштановыми волосами и серыми глазами. Он шутливо говорил, что некогда они были у него такими же голубыми, как у Белл, но потемнели от частого купания в прудах.
– А вот и мой Голубой Колокольчик, – сказал он, снимая тяжелые кожаные рукавицы и гладя девочку по голове.
Рука у него была большая, заскорузлая и цеплялась за ее волосы. Но Белл это даже нравилось. Как и прикосновение к щеке грубых шерстяных брюк, и запах сена.
Откинув голову, отец принюхался:
– Гм, попахивает недурно. Что там твоя мама приготовила на ужин?
– Ты знаешь! Хорошо знаешь. Это твое любимое кушанье.
Его
– Неужели тушеная говядина…
– …С лучком, – добавила Белл.
– Верно, малышка. После тебя и мамы я больше всего люблю тушеную говядину с густой подливой…
– С морковкой и картошкой.
Отец бережно взял девочку за плечики и отодвинул, а затем, нагнувшись, посмотрел ей прямо в глаза.
– И почему у нас сегодня такое вкусное угощение? – Казалось, он был в недоумении.
– А ты разве не помнишь, папа? – чуть слышно выдохнула она.
– Дай-ка я подумаю, – проговорил он с серьезным видом. – Наверное, у нас сегодня гости?
– Нет, – нерешительно ответила Белл. Отец поджал губы:
– Неужели сегодня воскресенье, а я запамятовал?
– Сегодня среда, папа. Среда, четырнадцатое февраля.
– Четырнадцатое февраля, родненькая! – со смешком повторил он. – Стало быть, – отец зажал ее подбородочек между большим и указательным пальцами, – стало быть, сегодня твой день рождения?..
– Да, – закричала она, подпрыгивая. – Ты вспомнил! Вспомнил!
– Я вспомнил и еще кое-что. – Выпрямившись, отец сунул руку в карман пальто. Когда он вот так выпрямлялся, его взъерошенные волосы почти касались потолка.
Широко открыв глаза, Белл наблюдала, как он спрятал обе руки за спиной. Она просто умирала от любопытства, когда, словно фокусник, отец вытащил из-за спины два кулака.
– Какую руку выбираешь? – спросил он, возвышаясь над дочерью, точно сказочный великан.
Белл внимательно осмотрела оба кулака.
– Вот эту, – выпалила она, указывая на левую руку. С насмешливой улыбкой отец раскрыл пальцы:
– Пусто.
Наморщив нос, девочка перевела взгляд на другую руку. Отец, запрокинув голову, рассмеялся:
– Какая ты у меня милашка, Голубой Колокольчик! Он разжал пальцы другой руки.
– Мятная конфета! – взвизгнула она, выхватывая лакомство, а затем обнимая отца.
– Броунинг Холли, зачем ты даешь ребенку сладкое перед ужином? Это может испортить ей аппетит, – сказала Мадлен Холли, появившись в дверях кухни. Однако улыбка на ее лице никак не вязалась с суровым тоном. У нее были темно-каштановые волосы и голубые глаза. Глядя на нее, сразу можно было определить, что девочка – вылитая мать.
Белл тут же кинулась к ней:
– Мама, мама, посмотри!
Мадлен, нагнувшись, погладила тыльной стороной испачканной в муке руки щечку дочери:
– Да, дочка, это вкусная вещь – мятная конфета. Съешь ее после ужина. – Выпрямившись, Мадлен встретилась взглядом с мужем. – Ну и хитрец же ты, Броунинг Холли, – с улыбкой произнесла она.
– Как я могу отказать хоть в чем-нибудь моей дочурке с такими же большими голубыми глазами и такой же милой улыбкой, как у ее матери? – плутовато улыбаясь, спросил он. – Особенно в день ее рождения. К тому же я кое-что припас и для тебя, любовь моя.