Голубой велосипед
Шрифт:
– К их величайшему стыду. Наступит день, когда Сталин поймет, что его обвели вокруг пальца.
– Ну а Чемберлен?
– Чемберлен поступит так, как того требует честь. Он подтвердит Гитлеру свою решимость соблюсти англо-польский договор.
– И что тогда?
– Тогда? Начнется война.
Картины войны заполнили молчание отца и дочери. Леа нарушила его:
– Но Лоран д'Аржила утверждает, что мы не готовы, что наше вооружение – производства 14-18-х годов и годится
– Для особы, не желающей слышать о войне, ты, как я вижу, осведомлена о нашей военной мощи совсем неплохо. Даже лучше своего отца. А что ты скажешь о доблести наших солдат?
– Лоран говорит, что наши солдаты не хотят воевать…
– Им, однако, придется…
– …они все погибнут ни за что, в чужой для них войне…
– Они отдадут жизнь за свободу…
– …свободу? Где она, эта свобода, для погибшего? Я не хочу умирать, я не хочу, чтобы умер Лоран.
Голос ее дрогнул, и она отвернулась, чтобы скрыть от отца слезы.
Потрясенный словами дочери, тот ничего не заметил.
– Леа, будь ты мужчиной, я сказал бы, что ты трусишь.
– Не знаю, папа, извини меня. Я причиняю тебе боль, но мне так страшно.
– Нам страшно всем…
– Не Лорану. Он говорит, что выполнит свой долг, хотя уверен, что нас разгромят.
– Те же пораженческие речи я слышал сегодня от его отца…
– Так ты был в Белых Скалах?
– Да.
Нежно улыбаясь отцу, она взяла его за руку и потянула за собой.
– Пошли, папа. Пора возвращаться. Иначе мы запоздаем, и мама начнет волноваться.
– Ты права, – сказал он, улыбнувшись ей в ответ.
Они остановились в Бельвю, чтобы поприветствовать Сидони, которая только что закончила ужинать и, сидя на стуле перед домом, наслаждалась вечерней прохладой.
– Ну как вы, Сидони? В порядке?
– Могло бы быть и хуже. Пока стоит прекрасная погода, солнышко прогревает мои старые кости. К тому же, месье, разве здесь может не радоваться сердце?
Широким жестом она повела вокруг, показывая на открывающийся чудесный пейзаж. По ее словам, в ясные дни из ее дома видны Пиренеи. В закатных лучах изумрудно заблестели виноградники, зазолотилась пыль на дорогах, побелела черепица винных погребов, и залитый морем света мир выглядел обманчиво спокойным.
– Заходите. Вы же не откажетесь выпить капельку?
До них донесся звон зовущего к ужину колокола, что позволило им ускользнуть от смородиновой наливки.
Шагая под руку с отцом, Леа спросила:
– О чем, помимо войны, вы разговаривали с месье д'Аржила? О завтрашнем приеме?
Стремясь загладить
– Праздник будет замечательным. Такого давно у нас не видели. Раскрою тебе один секрет, если побожишься не выдавать его сестрам. Они не способны держать язык за зубами.
Ноги Леа внезапно налились свинцом, и она замедлила шаг.
– Секрет?
– Завтра месье д'Аржила объявит о предстоящей женитьбе сына.
Леа остановилась не в силах вымолвить ни слова.
– Ты не спрашиваешь, на ком?
– На ком? – едва слышно выговорила она.
– На своей кузине Камилле д'Аржила. Никого это не удивило, но из-за слухов о войне Камилла захотела приблизить время бракосочетания… Но что с тобой?
Пьер Дельмас поддержал дочь. Казалось, та готова была упасть.
– Милая моя, ты так побледнела… Что случилось? Ты не больна? Неужели из-за женитьбы Лорана? Уж не влюблена ли ты в него?
– Да, я его люблю, а он любит меня!
Совершенно ошеломленный, Пьер подвел Леа к скамейке на обочине дороги и, усадив, опустился рядом.
– Что такое ты говоришь? Он ведь не мог признаваться тебе в любви, зная, что ему предстоит женитьба на своей кузине. Почему ты решила, что он тебя любит?
– Я это знаю. И все.
– И все?
– Скажу ему, что люблю, и он не женится на этой дурочке.
Пьер Дельмас сначала с грустью, потом строго посмотрел на дочь.
– Прежде всего, Камилла д'Аржила не дурочка. Она – очаровательная, хорошо воспитанная и очень образованная девушка. Именно такая жена нужна Лорану.
– Уверена, что нет.
– Лоран – юноша твердых принципов; девушке вроде тебя с ним быстро бы наскучило.
– Мне все равно. Я его люблю таким, каков он есть. И я ему скажу…
– Ты ничего ему не скажешь. Не хочу, чтобы моя дочь бросалась на шею человеку, который влюблен в другую.
– Неправда. Именно меня он любит.
Глядя на потрясенное лицо своего ребенка, Пьер Дельмас на мгновение заколебался. Но потом бросил:
– Тебя он не любит. Мне он сам с радостью сообщил о своей помолвке.
Вырвавшийся из груди его дочери крик был для него ударом. Его Леа, совсем недавно малюткой спасавшаяся у него на руках от волков из сказок доброй Руфи, его Леа была влюблена!
– Моя рыженькая, моя козочка, моя красавица, умоляю тебя…
– Папочка… ох, папочка!
– Успокойся, успокойся, я с тобой… вытри слезки… если твоя мама увидит тебя в таком состоянии, ей станет дурно. Обещай мне, что будешь умницей. Тебе нельзя унижаться до признания Лорану в любви. Тебе надо его забыть…