Голубые дороги
Шрифт:
«При открывании наружной крышки шлюза космического корабля «Восход-2» необъятный космос предстал перед моим взором во всей своей неописуемой красоте. Земля величественно проплывала перед глазами и казалась плоской, и только кривизна по краям напоминала о том, что она все-таки шар. Несмотря на достаточно плотный светофильтр иллюминатора гермошлема, были видны облака, гладь Черного моря, кромка побережья, Кавказский хребет, Новороссийская бухта. После выхода из шлюза и легкого отталкивания произошло отделение от корабля. Фал, посредством которого осуществлялось крепление к космическому аппарату и связь с командиром, медленно растянулся во всю длину… Мчавшийся над Землей космический аппарат
Ощущение было примерно таким же, как и на самолете, когда летишь на большой высоте. Но из-за значительного расстояния невозможно было определить города и детали рельефа, и это создавало впечатление, что как будто бы проплываешь над огромной красочной картой».
В январе 1966 года в больнице, на операционном столе оборвалась жизнь Сергея Павловича Королева.
Эго было так неожиданно и так невосполнимо! Вместе с ним, казалось, ушла из-под ног земля, надежда, перспектива, та величайшая нравственная опора, отсутствие которой замечалось лишь с ее уходом.
Сергей Павлович так оценивал полет «Восхода-2»:
«Полет Юрия Гагарина открыл эпоху космической навигации. А эпоха работы человека в свободном космосе началась в истекшем, 1965 году в тот мартовский день, когда Алексей Леонов шагнул из шлюза в открытое пространство и свободно поплыл в нем».
Как-то, прочтя в газетах отчет Леонова о полете, Королев выделил запомнившиеся ему следующие слова:
«…Во время полета наше внимание привлек предмет, купавшийся в солнечных лучах. Мы с Павлом вскрикнули от удивления и радости. В стороне от корабля, примерно в километре, «плыл» искусственный спутник Земли. Эта встреча нас очень взволновала. Подумалось, что настанет время и встречи в космосе с другими посланцами Земли станут обычными. На космических дорогах не раз еще встретятся корабли».
При встрече он сказал Алексею Архиповичу:
— Знаю, знаю, на что замахиваешься, это реально, будем общаться в космосе с посланцами других стран.
Алексей Архипович покраснел и, будто уличенный в чем-то преждевременном, глухо сказал:
— Это я по наитию, Сергей Павлович, и, кстати, развивая именно ваши идеи.
— Мои? У меня разве есть идеи?
— Когда я был в полете, вы сказали журналистам, что, наконец, надо считаться и с таким фактором, что ведь может в конце концов сложиться такая ситуация, когда один корабль должен оказать помощь другому. Но каким же образом? Ведь корабли представляют собой очень защищенные в тепловом и в прочностном отношении конструкции. Значит, можно подойти к кораблю и ничего, собственно говоря, не сделать, потому что если его просто разгерметизировать через входной люк, то люди там погибнут. Значит, должна быть отработана такая система шлюзования, жизнеобеспечения и выхода из корабля, которая бы давала возможность оказать такую помощь…
Сергей Павлович выслушал и, смеясь, сказал:
— А ведь верно, говорил. Я эту идею своровал у Валерия Брюсова. Еще в 1912 году он писал. Сейчас вспомню. Сразу могу читать только Есенина. Ах, вот.
Но есть еще мечта чудесней и заветней; Я снова предан ей, как в юные года. Там, далеко от нас, в лазури ночи летней, Сверкает и зовет багряная звезда. Томят мою мечту заветные каналы, О— А я, Сергей Павлович, у вас похищаю мысли.
Это была последняя встреча с академиком Королевым.
Потом, много месяцев спустя, журналисты напишут:
«Часы, прошедшие до приземления «Восхода», оставили свой след. Казалось, на висках Сергея Павловича появилось больше седины, возле глаз стала плотнее паутина морщинок, а у рта чуть глубже складки».
Пришла беда, открывай ворота.
Трагически погиб один из самых близких друзей — Владимир Михайлович Комаров. Это была первая космическая, но потому и самая тяжелая утрата.
Алексей Архипович хорошо понимал, что исследование космического пространства дело трудное, новое, таинственное, что оно вряд ли обойдется без жертв, но привыкнуть к этой мысли он не мог.
Владимира Михайловича Комарова хоронили на Красной площади у Кремлевской стены в канун первомайских дней. Столица была уже в праздничном убранстве, в ярком огниве кумача, расцвечена весенним солнцем. И вдруг рядом лег черный креп.
Юрий Алексеевич Гагарин подбадривал всех, заботился о супруге и детях Владимира Михайловича Комарова, сдерживал себя, не давал волю чувствам.
В тот день он сказал: «Мы клянемся тебе, что научим «Союз» летать…»
И научили. Космические корабли «Союз» пошли в просторы мироздания, понесли славу советской науки.
Начала складываться новая программа полета, и Алексей Леонов включился в сложный. этап тренировок. Юрий Алексеевич Гагарин был постоянно рядом — он добивался разрешения на второй полет и вдохновленно, с величайшей самоотдачей занимался.
Все с нетерпением ждали весны. Новые полеты, новые планы, но никто тогда и не мог предположить, что она принесет и новую беду.
27 марта 1968 года во время учебно–тренировочного полета погиб Юрий Алексеевич Гагарин.
Неожиданная весть, приведшая Леонова в смятение, через несколько минут вызвала в нем неукротимую энергию. Он настаивал на прослушивании эфира — самолет мог в крайнем случае сесть на вынужденную. Вместе с Гагариным во второй кабине летчик–инструктор, командир части, Герой Советского Союза Владимир Серегин. Два таких аса. Не может быть!
Тогда Леонов попросил разрешения полететь на поиск, прыгнуть на парашюте, найти — ведь они, может быть, нуждаются в помощи!
В последнее время, когда Валентина Ивановна Гагарина лежала в больнице, Юрий Алексеевич часто бывал у Леоновых, участвовал с ним в тренировках… Так трудно поверить, что его нет!
«Я закрываю глаза, — говорил Алексей Архипович, — и передо мной встает Юрино лицо. Оно очень подвижное, его лицо. Малейшие оттенки настроения отражаются на нем и быстро меняются, как у всякого горячего по натуре человека…»
Работалось в эти дни трудно. Дома на мольберте стоял холст. Леонов брал кисть, вешал на палец палитру, подходил к подрамнику и замирал.