Голубые искры

Иннокентий Жуйков

Г О Л У Б Ы Е И С К Р Ы

повесть

Дочь с зятем улетели на отдых к морю в Турцию, единственное свое чадо, прелестную Зиночку, ученицу восьмого класса школы с углубленным изучением иностранных языков, в этот раз они оставили дома, на двадцать дней поручив заботу о ней деду. Дочь наказала ему раз в три дня поливать цветущие на окне пеларгонии,

следить, чтобы Зиночка надевала в школу всегда чистые платья и курточки - все это было аккуратно развешено в шкафу ее комнаты, проверять школьный дневник, не давать ей долго сидеть у компьютера, отправлять спать не позднее десяти часов. Завтракать девочка будет в школе, обеды и ужины для обоих проплачены в кафе на первом этаже дома.

На второй день после отъезда родителей после школы, бросив на диван ранец с учебниками, внучка заявила деду, что в среду он должен пойти на родительское собрание.

– Так ведь на 'родительское', Зина. А родители твои в отъезде, - попробовал отказаться дед.

– Я говорила Вере Федоровне, она сказала: "Пусть придет дед. Обязательно".

Яков Петрович последний раз был в школе, когда класс был заставлен партами с откидывающимися крышками столешниц, с ящиками для портфелей и круглыми отверстиями для чернильниц-непроливашек в центре парты. Учительница писала на доске кусочком мела, стирала с доски мокрой тряпкой, о тряпку же вытирала руки. Ученики, вызванные к доске, испачканные руки часто вытирали о штаны или пиджаки, за что получали от родителей кто ор, кто выговоры, а кто и подзатыльники.

Этот школьный класс был совсем другим.

На доске уже не писали мелом, для каждого ученика стол был оборудован компьютером и наушниками от магнитофона, на окнах красивые жалюзи. И родители были другие: прически, модные платья и кофточки, маникюр, украшения из драгоценных металлов в ушах, на пальцах, на груди. Яков Петрович среди них в своем старомодном костюме выглядел несколько комично. Он уселся у стенки, у окна.

Когда Вера Федоровна, преподаватель немецкого языка, классный руководитель Зиночки, вошла в класс, все встали.

– Зачем же вы встали, садитесь. Вы же не ученики. Здравствуйте.

Учительница была не так молода, но красива. Короткие темные волосы изящно причесаны, у нее были большие распахнутые глаза, пушистые ресницы, словно крылья бабочки, аккуратный носик, свежие, чувственные, словно все время улыбающиеся, губки. На ней было серое, из тонкой английской шерсти платье, на груди украшенное брошкой - золотой змейкой. Шею до самого подбородка окружало белое в голубой горошек кашне. Дополняли наряд серебристые туфли на очень высоких каблуках.

– Собрала я вас, чтобы поговорить не столько об успехах ваших детей, об этом вы должны знать из дневников, сколько вот о чем, - Вера Федоровна прошлась перед аудиторией до окна и обратно к учительскому столу, - к нам по программе немецко-русского обмена приезжают на три месяца подростки из Германии: два мальчика и девочка. Они будут жить у кого-то из вас, причем - обращаю ваше внимание - на безвозмездной основе, будут посещать нашу школу, для них разработана специальная программа интеграции. Я бы хотела знать, чьи семьи могут принять детей. Это первое. Второе: программой предусмотрены культурно-массовые мероприятия - посещение классом цирка, музеев, дворца спорта. Денег на это не выделяется: предполагается, что на карманные расходы немецкие дети будут их иметь. Но мне кажется, и нашему классу неплохо бы создать на эти цели свой финансовый фонд, чтобы

выглядеть достойно перед гостями. Сейчас мы должны решить: нужно ли это, и если да, то определиться с суммой и держателем этого фонда. И последнее: дети есть дети, между ними могут возникать конфликты, я прошу вас поговорить со своими дочками и сыновьями, чтобы вели себя достойно. Я хочу услышать ваши соображения по поводу сказанного.

Многие были бы рады принять гостей у себя. Составили список желающих, решение о деньгах спора не вызвало, сумма была определена, взносы готовы были внести хоть завтра, расходовать деньги доверили классному руководителю на ее усмотрение. Все было решено в течение двух часов. Стали расходиться.

– Яков Петрович, не уходите, - попросила учительница, подошла к деду и села за соседний столик.

– Вы знаете, ваша внучка в прошлом году была в Германии, в семействе Шредеров. Сейчас их сын приезжает к нам с ответным визитом. Немцы выразили желание, чтобы его приняло ваше семейство.

– Это надо родителям Зины решать.

– А когда они приедут?

– Дней через двадцать.

– Мы через три дня должны сообщить, в чьи семьи будут поселены дети. Желающих принять их, как видите, много.

– Я позвоню дочери. И перезвоню вам.

– Хорошо, я жду, - Вера Федоровна встала и направилась к выходу из класса. За ней вышел и Яков Петрович.

Внучка с нетерпением ждала прихода деда. Он рассказал ей о разговоре с учительницей.

– Деда, как я хочу, чтобы Генрих жил у нас, деда!
– запрыгала внучка.

– Это надо решать с твоей матерью, звони ей.

Разрешение на прием гостя из Германии было получено. Договорились, что жить он будет в комнате Зины, она же перейдет в спальню родителей, дед останется в большой комнате - гостиной.

Через день Зина в присутствии деда показывала Вере Федоровне свою комнату, рабочий стол, компьютер, говорила, как Генриху будет здесь удобно, показала мамину спальню, мамин туалетный столик, ноутбук, которым он здесь временно будет пользоваться. Веру Федоровну все устроило. Особенно ей понравилось то, что в комнату ее ученицы можно было войти, только пройдя через гостиную.

Дед проводил учительницу до лифта.

– Яков Петрович, ваша внучка в том возрасте, когда мальчики уже влекут ее, да и они неровно дышат рядом с вашей прелестницей. Вы, пожалуйста, приглядывайте: как бы "наследника" вам немецкий юноша не оставил, - полушутя- полусерьезно сказала она, улыбнувшись.

– Девочка лишнего себе не позволит, - недовольно ответил Яков Петрович, окинув взглядом под распахнутым пальто юбку выше колен и декольте с золотым кулоном между смело открытыми грудями незамужней Веры Федоровны.

Вернувшись с лестничной площадки, Яков Петрович заставил внучку еще раз прибраться в квартире: унести лишние книги из своей комнаты, везде, где возможно, протереть пыль. Внучка недовольно ворчала: "Деда, я все уже сделала!". На ночь она устроилась уже на новом месте, в кружевной комбинации выглянув из спальни родителей, пожелала деду спокойной ночи и закрыла дверь.

А Якову Петровичу на новом месте в уютной квартире дочери уже которую ночь не спалось. Память безжалостно тащила в его послевоенное детство. Он, как и многие его сверстники, отца не помнил, мать работала на стройке, усталая, с потрескавшимися от известкового раствора руками, приходила поздно, готовила на примусе еду и рано ложилась спать. Чем занимался сын днем, как сделал уроки, она не спрашивала.