Голубые мустанги

Шем Айдын

 И вот однажды под вечер их долго продержали за закрытыми дверями на станции Арысь, потом без остановок они проследовали в наступившей темноте через какую-то большую станцию, названия которой, однако, увидеть не удалось. И, наконец, в еще не рассеявшейся ночной темноте, поезд вдруг встал, начали отодвигать двери, и раздалась команда:

 - Всем выгружаться!

Крымчане, в основном женщины и дети, в молчаливом страхе нехотя покидали вагоны. Начиналась новая, пугающая неизвестностью, полоса жизни. Все выгрузились из эшелона, конвойные с руганью оттеснили народ от насыпи, и поезд медленно отъехал, провожаемый испуганными взглядами людей, готовыми чуть ли не бежать за ним.

 И когда сделалось светлей, они прочли название станции - "ГОЛОДНАЯ СТЕПЬ".

Через две недели ужасной поездки в адском поезде им довелось ощутить под ногами твердую землю в ГОЛОДНОЙ СТЕПИ.

Вдоль всего железнодорожного полотна серыми кучками стоял народ. В предутренней дымке высаженные из дальних вагонов люди казались неподвижными грудами чего-то неживого. Весть о том, что их привезли в Голодную степь, распространялась как по испорченному телефону. Голодная степь – “ач дала, ачлык чолю”. Когда это сообщение прошло половину пути, оно уже звучало как "Степь, где умирают от голода". Отразившись от самых дальних людских груд, эта весть пошла назад, вернувшись к своему началу в виде страшного предсказания: "Степь, где все умрут от голода".

Люди взволнованно обсуждали эту весть, к неказистому одноэтажному домику, каковым было здание вокзала, потянулись ходоки от дальних групп, они ошалело смотрели на четкую надпись - "ГОЛОДНАЯ СТЕПЬ". Люди пытались успокоить себя рассуждениями, что, мол, название оно и есть название, название это еще не суть. Но когда совсем рассвело, они увидели, что вокруг нет ни единого деревца, по обе стороны от железнодорожной насыпи простиралась странная белесая земля в виде покрытой трещинами твердой корки, местами будто обсыпанная сахарной пудрой. Им еще предстояло узнать, что эта почва именуется такыром, а сахарная пудра ни что иное, как выступившая на такырах горькая соль. Безжизненность ландшафта придала значимость названию этой земли, и среди людей, недавних обитателей Крымских гор, началась паника.

– Куда нас привезли? Зачем нас здесь высадили? Мы хотим ехать дальше! Где начальство? Почему нас привезли в эту голодную степь? Где начальство?
– можно подумать, что с "начальства" хотели потребовать ответ за обман, за нарушение договоренности.

 Так называемого "начальства", действительно, не было, если не считать растерянно стоящих на перроне работников железнодорожной станции и нескольких милиционеров, которые не знали, то ли их вызвали охранять этих выгрузившихся из вагонов людей, то ли от них охранять всех остальных. Сказано было - "обеспечить порядок ", а здесь, где на квадратный километр не приходится и одного человека, порядок нарушали обычно только привезенные из города в осеннюю пору на сбор хлопка любящие выпить урусы - русские, а точнее - русскоязычные. Машины из расположенных в регионе совхозов запаздывали. Представители местных властей, а также несколько работников НКВД в их числе, сочли за благо не высовываться из служебного помещения станции, даже когда среди прибывших людей началось волнение.

Но вот нездорово урча истасканными моторами, появилась колонна грузовиков. Обдав тучами пыли растерянных людей, машины остановились. К переселенцам выскочили озабоченные злые мужчины, - это было станционное начальство. Ругаясь с непонятным акцентом эти люди, велели всем оставаться на местах. Однако, крымчане, имевшие уже некоторый опыт, саркастически отнеслись к угрозам суетящихся аборигенов, в руках которых не видно было оружия. Сразу же у толпы, - а сгруженные из товарных вагонов вдали от родины жители Крыма нынче стали бесправной толпой, - пропал страх перед теми, кто пытался распоряжаться ими. Что стоят угрозы, не подкрепленные стрельбой на поражение! То ли они испытали на долгом пути к этой мертвой степи! Сейчас они стояли на твердой земле, и все они были вместе. И не сговариваясь, они, женщины и старики, грудью пошли на разоравшуюся челядь. Но из здания вокзала тесной кучкой вышли офицеры НКВД и руководители некоторых районных организаций и близлежащих хозяйств, получившие указание провести встречу переселенцев,

и один из них, обладатель зычного голоса, чуть ли не ласково обратился к переселенцам.

– Дорогие товарищи! Простите нас, что не успели подготовить вам торжественную встречу - очень рано прибыл ваш эшелон. Мы приветствуем вас на новых землях солнечного Узбекистана! Здесь вас ждет интернациональная семья советских тружеников, превращающих эту когда-то бесплодную степь в изобильный рай! Пусть вас не смущает старое название станции, оставшееся еще с проклятой дореволюционной поры. Сейчас в этой степи коммунисты вырыли каналы, и сюда пришла вода великой реки Сырдарьи. Теперь земли эти превращаются в цветущий сад...

Красноречие штатного краснобая было избыточным, ибо малограмотные крымские сельчане, которыми были практически все, кого привез этот эшелон, не могли оценить перлы вроде "превращения бесплодной степи в изобильный рай", но речь эта все же достигла цели - толпа несколько успокоилась.

– Сейчас вы погрузитесь в машины, которые повезут вас в отделения совхозов. Там вас ждет вкусная еда и жилье. С завтрашнего дня сможете приступать к работе на землях Гулистана - Страны цветов. А это название, - краснобай с убедительной беззаботностью засмеялся, кивнув головой на вывеску над домиком, - это название для того, чтобы помнили ваши внуки, какая на месте Страны цветов была степь.

Людей покоробило предположение, что их, крымчан, внуки будут интересоваться прошлым или будущим этого края. Никогда, - пусть ведомо будет всем!
– никогда мы, крымские татары, не допускали мысли, что чужая земля станет нам родной, что Крым у нас удастся отнять! Мы уже вскоре знали, что многие из нас найдут вечный покой в этой чужой земле. Мы догадывались, что из-за наших степей и гор, нашего моря и неба многие чужаки будут ссориться, будут предъявлять права на наше исконное, пытаться делить между собой наше неделимое. Но ни на миг никто из нас, к какому бы поколению он не принадлежал, на какой чужбине бы не родился - в Средней Азии, в Турции, в Добрудже - ни один крымский абориген не допускает ни на миг мысли, что Крым перестанет быть нашей родиной.

Но, тем не менее, сейчас эти несчастные люди, которые еще две недели назад имели свои дома, свое имущество, стояли у железнодорожной насыпи в чужой Азии и ждали, что их куда-то повезут, и, может быть, накормят. И только одна глупая (а, может быть, и самая умная!) женщина громко крикнула:

– А когда нас домой в Крым отвезут?

Люди слышали эти слова, которые были в сердце у каждого, но никто не продолжил тему, ибо все они понимали, что сейчас никто им на этот вопрос не ответит. Среди офицеров НКВД, стоявших у здания вокзала, возникло оживление, кто-то высказался, что, мол, это антисоветская провокация и надо наказать зачинщиков. Но потом решили оставить этот единичный выкрик без последствий.

Прошел еще примерно час, пока подгоняли машины и грузили людей в кузова полуторок. Обращались с ними ласково, на вопросы отвечали - будто волшебную сказку рассказывали. Поняли, что с толпой лучше не связываться.

 В горном районе Крыма, откуда собрали "пассажиров" этого эшелона, действовали особенно бесчеловечные энкаведешники, которые обманом или приказным порядком воспрепятствовали стремлению высылаемых взять с собой побольше домашних вещей. Многие имели только то, что было одето на них, некоторые были без какой-либо обуви. Редко какая семья взяла с собой одеяла и подушки. Представители местных властей с недоумением смотрели на людей, которые лезли в кузова машин без даже маленькой котомочки в руках. Ведь даже семьи раскулаченных везли множество узлов и мешков. Не будучи посвящены в подробности они, представители местных властей, которым сопровождавшие эшелон конвоиры только вручили какие-то бумаги и тотчас же уехали с опустевшим эшелоном, подумали даже, что багаж этих людей идет дополнительным поездом. Поэтому последовала команда задержаться с выездом, и к несчастным переселенцам обратились с вопросом: