Голубые солдаты
Шрифт:
— Учти, Вася, я буду докладывать об этом полковнику Теплову.
— Докладывайте. Уж кто-кто, а Клавдия Петровна нас не подведет.
Подготовка к операции велась несколько дней. Никто в школе, кроме Теплова, майора Данильцева, начальника особого отдела и, разумеется, моей группы, не знал о ней. На некоторое время, возможно даже длительное, нам предстояло играть роль людей, оставшихся на территории, оккупированной врагом, из-за враждебного отношения к Советской власти. Что и говорить, неприятная роль.
В темную ветреную ночь нас перебросили на самолете в глубокий тыл противника. Район высадки лежал среди лесов и болот, примерно в шестидесяти километрах северо-западнее Киева, между реками Здвиж и Ирпень.
На третий день, утром, смешавшись с сельским людом, который вез на городские рынки всякую снедь, мы вошли в столицу Украины со стороны Беличей, что лежат между железной дорогой Киев — Коростень и шоссе Житомир — Киев.
В кацавейке, широкой юбке, повязанная цветастым платком, и в стоптанных сапожках, Галя ничем не отличалась по внешнему виду от сельских девчат. Колесов, круглолицый, с обросшими колючей щетиной щеками и подбородком, обряженный в телогрейку, высокую баранью шапку и грубошерстные штаны, вобранные в чеботы, смахивал на «дядьку», прибывшего «у мисто дегтю купуваты». Он то и дело завязывал разговоры с селянами и, пересыпая свою речь смешными присказками, чувствовал себя среди собеседников как рыба в воде. Рязанов изображал из себя парубка, искалеченного хворобой, и искусно прихрамывал на левую ногу. Мы с Бодюковым — оба в старых ватниках, полотняных сорочках и дырявых кирзовых сапогах, с небольшими торбами за плечами — походили на сельских жителей, прибывших в город наниматься на работу.
Нам везло. Никто ни на окраине, ни в самом городе нас ни разу не задержал, хотя на улицах встречалось много и полицаев и немцев.
Так вместе с селянами мы очутились на базаре.
— Ну, Вася, иди к тетке, узнавай, в городе ли она, — сказал я Рязанову, — а мы потолкаемся тут, благо что базарный день. Когда вернешься, ищи нас в мясном ряду.
— А вдруг облава случится? — спросил он.
— Тогда будем ждать тебя у Днепра, на Владимирской горке…
Через полтора часа Рязанов вернулся вместе с невысокой полной женщиной в легком сером пальто и темной косынке, из-под которой выбивались тронутые сединой волосы. Подходить к ней сразу всем было рискованно. Поэтому, пока я разговаривал с ней, Бодюков, Колесов и Галя продолжали слоняться от ларька к ларьку в толпе покупателей, а Рязанов, отойдя в сторону, следил за тем, не обратит ли кто подозрительного внимания на меня и на мою собеседницу.
Клавдия Петровна держалась свободно, и в ее больших черных глазах не было ни тревоги, ни страха.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала она мягким голосом, с той улыбкой, которой встречают добрых друзей. — Васю я пристрою у себя, а остальных — у знакомых и родственников. Квартира у меня просторная, можно было бы приютить всех, но вы, конечно, понимаете, этого делать нельзя. Соседи, дворник… К тому же в доме поселилось несколько немецких офицеров. Слишком много посторонних глаз. Задерживаться здесь, на базаре, тоже нельзя. Я поочередно разведу всех. Вася сам пойдет ко мне. Вы с девушкой отправляйтесь к памятнику Богдану Хмельницкому и ждите меня там. Другие два пусть следуют за мной на некотором расстоянии. Определю их, потом вернусь за вами к памятнику.
— Договорились! — кивнул я.
— Ну вот пока и все, — снова улыбнулась она. — Связь с вами и остальными установит Вася. Я сообщу ему адреса. Пора уходить.
Подождав, пока я переговорил с Колесовым и Бодюковым, Клавдия Петровна направилась с рынка в сторону Днепра. Николай и Борис последовали за ней на расстоянии около полуквартала. Вася заковылял в противоположную сторону, а мы с Галей пошли по Крещатику…
К вечеру все мы были размещены по квартирам у гостеприимных
Едва я переступил порог, эта туша двинулась на меня и рявкнула густым басом:
— Куда прешься, мазница?
Кроме нас двоих, в вестибюле никого не было.
— Дядя Терентий? — спросил я.
Швейцар остановился, сурово сдвинул брови к переносице.
— Проваливай отсюда поскорее, не знаю я таких племянников.
— Ну что вы, дядя! — промолвил я с обидой. — Я же Гриша, сын вашей сестры Горпыны. Не узнаете? Из Борисполя.
Глаза старика сощурились, подобрели. Быстро оглянувшись по сторонам, он улыбнулся.
— Погоди, дай разгляжу. Неужто и впрямь Гришка?
— Он самый, ей же богу! — подтвердил я. — Приехал работы искать…
Швейцар снова оглянулся, затем, кивнув на лестницу, сказал:
— Второй этаж, номер двадцать шестой. Стучать три раза. — И поторопил: — Давай, давай быстрее.
Двадцать шестой номера находился в самом конце длинного полутемного коридора. На мой стук из-за двери откликнулся мужской голос:
— Да, да, войдите!
Когда я вошел в номер, навстречу мне с дивана поднялся высокий мужчина в полосатых черных брюках, черной жилетке, с галстуком-бабочкой на крахмальном воротнике. Волосы, зачесанные кверху, узкие усики и бородка клином придавали его приятному лицу какую-то старомодность. Окинув меня взглядом с головы до ног, он спросил высокомерным тоном:
— Что вам угодно?
— Мне нужно видеть господина Калошина, — ответил я.
— Вы хотите сказать, коммивояжера фирмы Жигарева?
— Вот именно! Я из Борисполя.
— Что же вы задержались?
— Родственницу встретил.
— И как она вас приняла?
— Замечательно.
Калошин протянул мне руку.
— Ну, здравствуйте. С благополучным прибытием. Товарищ Игнатов, не так ли?
— Валентин Петрович, — представился я.
— А я Сергей Михайлович, — назвал себя Калошин и, снова оглядев меня, неодобрительно покачал головой. — Наряд у вас, с конспиративной точки зрения, не выдерживает никакой критики. Разве можно являться в таком деревенском виде сюда, в гостиницу? Не только шпик, но любой самый тупоумный полицейский заинтересуется, зачем это такому вахлаку понадобилось завернуть в кафешантан, где по вечерам развлекаются немецкие офицеры.
— Что поделать? — пожал я плечами. — Одежда соответствует документу.
Калошин взглянул на мой паспорт.
— Вы ошибаетесь. Вам нужно было одеваться под рабочего, а не крестьянина. Ведь в сельской местности паспорта не выдаются. Вам просто повезло, что вы не нарвались на опытного полицая при проверке бумаг.
Я сообщил, что, к счастью, все обошлось без каких-либо проверок…
У Калошина я пробыл немногим больше часа. Он ознакомил меня с порядком, установленным военной администрацией интересовавшего нас завода при приеме на работу советских граждан. Каждый проверялся самым тщательным образом и в большинстве случаев с запросом по месту довоенного жительства, если эта местность находилась на оккупированной немцами территории.