Голые чувства
Шрифт:
— А-а-а! — заорал бритоголовый.
И вдруг резко прекратил казаться Хватову взрослым. Здоровый лоб, да, но зарыдал так по-детски, что на какую-то секунду Данилу даже стало его жаль. Но лишь на секунду.
«Не дай бог из Антона вырастет такое», — промелькнуло в голове. За сыном нужен глаз да глаз.
— Не ори, придурок, — хмыкнул Хватов. — Я тебя лишь слегка задел, заживет. Это чтобы ты рыпаться не смел.
Глянул еще раз на убитую собаку, обратил внимание на бело-коричневый окрас, сложил два плюс два.
— Ублюдок! Так это ты ту девчонку затравил
Сразу захотелось выпустить в парня еще пару пуль, и на этот раз не в ногу.
— Н-ничего не докажешь… — размазывая крупные слезы по лицу, заявил наглец.
— Перед отцом убитой будешь понты колотить.
На этом бравада бритоголового ублюдка закончилась. Он отполз к дубу и заскулил.
Хватов достал телефон, связался с одним из телохранителей.
— Подъезжаем, Данил Викторович, — доложил тот.
Уж конечно, Хватов не отослал своих людей слишком далеко. Они остановились на лесной базе отдыха в получасе езды от его дачи — так, на всякий пожарный. Он вызвал их, как только отправился на поиски Белоснежки, и телохранители уже на всех парах мчались сюда.
Данил включил на телефоне геолокацию, чтобы охранники обнаружили его как можно скорее, и вернулся к Сладе.
— Встать можешь?
Она могла и, как оказалось, ничего себе при падении не повредила, только счесала ладони и получила укус. Хватов стащил с себя куртку, укутал в нее Сладу, схватил на руки и понес к дороге.
Вскоре им навстречу уже подъезжал его джип.
— Готовься, милая! Как только окажемся дома, я тебе так по заднице настучу, что ты неделю сидеть не сможешь, — прорычал Хватов, ревностно оглядывая свою драгоценную ношу. — Какого черта сбежала, а?
Она ничего ему на это не ответила, лишь крепче прижалась.
Он устроил Сладу на диване в гостиной после того, как хорошенько обмыл под душем от грязи и собачей крови.
Милова сидела, укутанная в белый халат, с растрепанными волосами и совершенно потерянным выражением лица. Смотрела на Данила как на господа бога.
— Спасибо тебе! — шептала уже, наверное, десятый раз.
И каждый раз Данила от ее благодарности как будто кипятком изнутри обдавало.
Если бы чуть-чуть не успел, если бы промазал… что бы было? Он этой поездкой на природу, этим долбанным витамином С чуть не угробил девчонку. Не появись он вовремя, ее разорвала бы псина.
— Слада, больше никогда не смей вот так уходить, слышишь? Никогда!
— Прости… — шептала она тоже, наверное, в десятый раз.
— Давай руку.
Слада вся сморщилась, вытянула вперед правую руку. Данил положил на стоящий рядом столик аптечку, достал перекись и вылил щедрую порцию на марлевую салфетку. Стал промакивать места, где нежную девичью кожу прокусили клыки волкодава. Еще повезло, что собака не стала ее трепать, успела лишь один раз цапнуть, хоть и ощутимо.
Ей наскоро обработали укус еще там, у машины, но Хватов решил повторить процедуру и наложить после душа стерильную повязку.
Смотрел на раны, оставленные клыками, и мороз шел по коже.
Не уберег.
Слава богу, хоть собака от бешенства была привита. Эту информацию Хватов вытряс из бритоголового юнца в первую очередь.
С сыном Осипова он не церемонился. Его повезли прямиком в полицию, хотя тот умолял этого не делать, орал, чтобы дали позвонить отцу. Но Осипову-старшему звонить никто не стал. Не уследил за сыном вовремя? Пожинай плоды. Начальник службы безопасности быстро нашел телефон генерала, отца той замученной девушки. Ему позвонили, сообщили о ситуации. Так что Осипова-младшего уже ждали в полиции с распростертыми объятиями.
Однако даже после этого Хватов не чувствовал морального удовлетворения.
— Обещай мне, что ты больше никогда вот так никуда не уйдешь в незнакомой местности!
— Обещаю… — сдавленно ответила она.
И замолчала, виновато пряча взгляд. Ежилась даже несмотря на то, что Данил давно зажег камин, и по комнате плыло приятное тепло.
— Ай… — тихо охнула она, когда во время перевязки Хватов нажал на рану слишком сильно.
От ее легкого вскрика у Хватова сжалось сердце.
Данилу было невыносимо смотреть на страдания Белоснежки. Ее боль — его боль. Он с готовностью подставил бы свою руку, лишь бы Слада оказалась невредимой.
Аккуратно завязал бинт, присел на диван и посмотрел ей в глаза:
— Прости меня, малышка!
— Да ничего, ты же не специально.
— Я не за собственную криворукость сейчас извиняюсь! — ответил он с чувством.
— Ты о чем? — округлила глаза она.
— За всё прости! За то, что телефон у тебя забрал, за таблетки эти дурацкие. За то, что я тебя тогда… в квартире этого твоего жениха-придурка… Может быть, если бы я тогда так грубо тебя не взял, сдержался, не понадобились бы никакие таблетки. И не сбежала бы ты.
Белоснежка онемела, захлопала пушистыми ресницами.
— Я знаю, после всего, что между нами было, тебе сложно со мной оставаться, но я прошу, не уходи от меня! — проговорил неожиданно даже для самого себя.
— Торжественно клянусь, что в лес я больше ни ногой, — попыталась пошутить Слада. Даже улыбнулась уголками губ.
Но Хватову оказалось не до шуток.
— Я серьезно. Не уходи! Я не могу представить жизнь, где нет тебя! Дай мне шанс, я так хочу, чтобы у нас с тобой сладилось, чтобы мы были дружной парой.
И вновь секунды вдруг стали вязкими, словно это и не секунды никакие, а минуты, часы, дни. Хватову показалось, что прошел год, прежде чем он дождался от Белоснежки ответа:
— Я не понимаю, зачем я тебе? Чем интересна?
От ее вопросов он чуть не задохнулся — столько возмущения и непонимания скопилось в груди.
— Как это чем интересна? В тебе есть всё! — развел он руками. — Ты трогательная, милая, честная, отважная, мне нравится, какими глазами ты смотришь на мир, в тебе сострадание есть. Ты красивая. Какая же ты красивая! Тебя трогать приятно, я дрожу, когда тебя касаюсь. Я тебя двадцать четыре часа в сутки видеть хочу.