Голые среди волков
Шрифт:
Немногословный и сосредоточенный у операционного стола, он становился беспечным и благодушным, когда тяжелый труд оставался позади. Этот худощавый сорокалетний человек веселил своих друзей, черпая темы из неистощимого источника театральных воспоминаний, а в больничной палате его щедрое сердце вдохнуло бодрость во многих, уже утративших было волю к жизни.
«Ну, парень, дело идет на лад? – обычно приветствовал он больного, подходя к койке. – Вот видишь, я тебе всегда говорил: все не так плохо без аха и оха!»
Эрих
– Да-да, – закивал он, когда Кремер объяснил ему причину своего визита. – Начинается блицкригом, а кончается санитарной командой из заключенных. Сперва – победные фанфары, затем – сирены воздушной тревоги. – Он встал и повесил полотенце на гвоздь. – Немецкий народ, какое же ты, в общем, стадо баранов! Сначала затемняешь себе мозги, а потом приходится затемнять окна…
Он горько рассмеялся. Затем неожиданно повернулся к Кремеру, и его серые глаза проницательно поглядели на старосту.
– Без охраны за цепь постов? Послушай, ведь это же…
– Потому и пришел с тобой посоветоваться, – отозвался Кремер.
Кён, заинтересовавшись, присел, и они беседовали до тех пор, пока Кремер не был вынужден покинуть лазарет, чтобы дать сигнал отбоя. Они успели отобрать шестнадцать санитаров.
– Пока ничего им не говори! – сказал Кремер. – Я сам с ними потолкую.
На другое утро Пиппиг принес из канцелярии список отправляемых с этапом. Нахмурившись, он вручил его Гефелю. Тот молча взял список. С того дня, как они приютили ребенка, между ними возникла какая-то отчужденность. Прежние отношения были нарушены.
Гефель, обычно ровный и приветливый, стал неразговорчив и отмалчивался, когда речь шла о ребенке. Все уговоры Пиппига оставить малыша ни к чему не привели. У них не было принято в случае разногласия допытываться о причинах. Один из них уступал, если чувствовал, что другой прав. В вопросе о ребенке Пиппиг никак не мог понять приятеля, ему казалось, что все не так уж сложно.
Фронт придвигался все ближе. Неясное положение должно было так или иначе разрешиться. Либо все они скоро будут свободны, либо… мертвы. Третьей возможности не было.
Проще всего спрятать ребенка здесь, пока чаша весов не склонится в ту или другую сторону. Вместе с ними он выйдет на свободу или вместе с ними умрет.
Придя к такому простому выводу, Пиппиг не мог взять в толк, почему Гефель твердо решил отдать малыша. Трусил он, что ли?
Гефель бросил список на стол.
– Приготовь вещи. Когда в полдень начнем выдачу, позовешь поляка и вернешь ему чемодан, – распорядился он.
Пиппиг засунул руки в карманы и сощурился.
– Конечно, пустой? – спросил он с вызовом.
Гефель взглянул коротышке в глаза.
– Нет! – бросил он и хотел уйти.
Пиппиг
– Ребенок останется здесь!
Гефель круто повернулся.
– Это не тебе решать!
– И не тебе! – отрезал Пиппиг.
Разгоряченные, они в упор смотрели друг на друга.
– Ты боишься? – примирительно спросил Пиппиг.
Гефель презрительно отвернулся.
– Чепуха!
Пиппиг снова схватил его за руку.
– Оставь ребенка здесь, Андре! – попросил он. – Ни о чем не беспокойся, я отвечу за все.
Гефель сухо рассмеялся.
– Ответишь? А если погорим, кого возьмут за жабры? Тебя или меня?.. Меня, я капо! Ничего не выйдет, ребенок отправится с поляком.
Оставив Пиппига, он ушел в канцелярию.
Пиппиг грустно посмотрел на дверь. Ему было ясно: Гефель трусил! В Пиппиге поднялась волна негодования и презрения. «Ладно, если он трусит и не желает рисковать, я сам позабочусь о безопасности малыша. Его надо убрать из склада, причем – немедленно. Если спрятать мальчонку в другом месте, Гефель уже не будет за него отвечать». Пиппиг озабоченно засопел.
Куда же деть ребенка? Сейчас он еще не знал, но это нисколько не меняло его решения. «Надо посоветоваться с Кропинским, что-нибудь придумаем!»
Нелегко было Гефелю так круто обойтись со славным Пиппигом, и он знал, что тот о нем думает.
Одно слово – и Пиппиг все понял бы. Но этого слова нельзя было произнести.
Позже пришел Кремер. Он отошел с Гефелем в угол склада.
– Этап уходит во второй половине дня.
– У меня уже есть список, – кивнул Гефель.
– Ну и как? – спросил Кремер.
Гефель смотрел мимо Кремера в окно.
– Что «ну как»? – спросил он и пожал плечами. – Ребенок, конечно, уедет.
Почувствовав в голосе Гефеля горечь, Кремер дружески сказал:
– Я ведь не изверг, Андре, но ты должен понять…
– А я, по-твоему, не понимаю? – Голос Гефеля теперь звучал почти враждебно.
Кремеру не хотелось спорить, однако он должен был проявить твердость, как бы это ни было мучительно для него самого. Поэтому он молча кивнул, протянул Гефелю руку и сказал примирительно:
– Я не стану больше с этим возиться, так и знай! Теперь все в твоих руках.
Он ушел.
Гефель мрачно смотрел ему вслед. «Теперь все в твоих руках!» Устало направился он в дальний угол склада. Мальчик сидел на шинели и забавлялся «цветной картинкой» – старой игральной картой, которую принес ему Кропинский.
Тот примостился здесь же на корточках. Увидев Гефеля, он с благодарностью взглянул на него. Гефель сдвинул шапку на затылок и провел рукой по лбу.
Ребенок уже привык к нему и улыбнулся. Но Гефель был необычно серьезен. Мельком взглянув поверх головки мальчика, он заговорил с Кропинским тоном, который ему самому показался чуждым: