Голый человек
Шрифт:
Сына Андревны звали Яшей. Он был высок, тонок и даже чем-то красив. Он гулял по бульвару в черных джинсах, которые обтягивали его ноги (ноги тонкие как спички и изогнутые буквой «о»), в белой рубашке, из под которой торчала черная, в тон, майка, в туфлях с золотыми пряжками и на высоких каблуках. Одной рукой он потряхивал связку ключей, а пальцы другой засунул в карман джинсов. Его глаза провожали гуляющих девушек, но без особого рвения.
Он сел на скамью, вынул руку из кармана и стал обдирать зеленую краску. Как и мать, он не выносил безделья.
– О! –
На скамейке сидел маленький фиолетовый скорпион.
Яша вынул коробок и высыпал спички на тротуар. Подобрав одну, он затолкал скорпиона в коробочку и закрыл. Потом встал и направился к дому, продолжая теребить ключи.
Дома он посадил скорпиона в стеклянную банку и попробовал кормить. Больше всего скорпиону понравилась куриная косточка.
Хотя косточка была сырой и твердой, скорпион разгрыз ее без усилий. Яша бросил ему горящий окурок. Скорпион потушил окурок и отполз в сторону.
– Ого! – сказал Яша и снова засмеялся.
Потом он забыл о скорпионе и занялся делом: разделся голый и без стеснения вышел в огород. Там он открыл кран и стал поливать себя холодной водой. Глазами он провожал девушек, проходивших за заборчиком, но без особенного рвения. Девушки шуршали платьями на ветру. Пахло свежим сеном. Яша вдруг закричал лихую песню и напугал девушек, кошку Мурку, растаявшую на солнце, и несколько соседских собак. Собаки залаяли, а девушки покрутили пальцем у виска, не оборачиваясь. Мурки уже и след простыл. Яша поднял кусочек кирпича и бросил его, стараясь попасть в ствол яблони. Не попал.
Яша обслуживал местных богатеек, тех, кому за сорок.
Работа превосходно оплачивалась, но была тяжелой и требовала напряжения всех сил, а также хорошей спортивной формы и телесной чистоты перед сеансом. На девушек совсем не оставалось времени, девушки потом, как у пилотов. На вырученные деньги Яша ничего не покупал – деньги девались неизвестно куда. Впрочем, это Яшу не заботило, ему нравился процесс.
Искупавшись, он надел рабочую форму (черные брюки и майка) и отправился работать. День предстоял тяжелый.
…Он вернулся поздно, сел в кресло и выдавил в рот банку пива. Пил он мало и только некрепкое: работа не позволяла.
Потом он зажег лампу и лег на ковер чтобы не скучать. Но лежать на ковре было тоже скучно – Яша потянулся и провел рукой по ковру.
– Ай! – сказал он и засмеялся:
На обратной стороне ладоне было несколько длинных неглубоких порезов.
Он стал на колени и начал осматривать ковер. Ковер был усыпал мелкими кусочками стекла, совсем мелкими. Он задумался, загадка была слишком трудной. Потом поднял глаза и увидел стеклянную банку без скорпиона. В стенке банки был прогрызен аккуратный овал. По столу ползал совем маленький скорпиончик, меньше чем ноготь на мизинце. Яша щелкнул его и скорпиончик улетел в неизвестность.
Потом он включил радио и стал танцевать под музыку, обнимая себя за ляжки. Музыка быстро закончилась и стали передавать новости. Кто-то рассказал о смешных сплетнях: будто бы несуществующие скорпионы уже успели сьесть двух несуществующих детей – пяти и девяти лет, оба мальчики, у одного голубые глаза, были одеты – и так далее, но все
– Ага! – сказал Яша и засмеялся.
Две соседских девочки: младшая Маринка и старшая Каринка, спрятавшись в сарае, подглядывали за голым Нестором. Сарай был двухэтажный, громадный и трухлявый, с пружинящей дранкой под ногами, грозившей провалиться. Доски были черные, с сединой от многих дождей. Голый Нестор ходил по комнате и иногда показывался во всей красе, проходя мимо неосторожно оставленной щели в занавесках. Младшая Маринка смотрела спокойно, только изредка болтая головой – ей нравилось, когда по плечам стучали длинные худые косички с бубончиками на концах. Старшая Каринка чуть слышно смеялась – с писклявинкой, как мышка.
Голый Нестор разговаривал с милиционером.
– Прекратите ходить и сядте, – сказал милиционер.
– Он у себя в доме и может делать все, что хочет, – вставила Светлана.
Нестор сел на диван.
– Не нарушая общественного спокойствия, – сказал милиционер, – а вдруг на вас смотрят из окна? А если там дети?
Милиционер подошел к занавеске и выглянул. Каринка с Маринкой нырнули.
– А кто пожаловался? – спросил Нестор.
– Ваш сосед, господин Прынин.
– Кто это? – не понял Нестор.
– Да Прын, – сказала Светлана. (Первый звоночек судьбы)
– Ах, Прын. И что он говорит?
– А он сообщает, что вы гуляете в голом виде по улицам с целью совращения несовершеннолетних. И что никакой справки от врача у вас нет.
– Есть, – сказал Нестор.
– Здесь не написано, что вам позволяется ходить голым, – сказал милиционер, разглядывая бумажку.
Светлана задернула занавеску. Каринка с Маринкой посидели немного, ожидая, но спектакль закончился.
Прын ел суп. Он жил одинокой и волчьей жизнью, где-то работая, зачем-то шляясь по ночам. Никто не знал где и зачем.
Иногда он пропадал надолго, потом неожиданно появлялся.
Иногда он выходил из-за угла на совсем неожиданой улице, подходил и говорил совсем неожиданые слова, которые ничего не значили поначалу, просил закурить или замечал о погоде и снова исчезал. Его немного боялись – так, как боятся черного кота – веря и не веря одновременно.
Сейчас он ел суп – неторопливо, помешивая ложкой, вдыхая пар, всплывающий в косых солнечных лучах. Суп больно обжигал язык, но Прын любил боль, боль помогала думать.
Он думал.
Он привык думать много и упорно. Нет ничего сильнее, чем мысль, если она направлена – так маленькая деревянная палочка становится стрелой.
Утром он вернулся из неудачной поездки в Мариуполь.
Поездка была неудачна по очень простой причине: она закончилась в трех километрах от города. Из города никого не выпускали. Город одели в ожерелье из колючей проволоки и поставили ежи на дорогах. С наружной стороны колючей проволоки внешнее население копало канавы и заливало их вонючим черным раствором, похожим на деготь. На все вопросы ответ был один и тот же: ничего страшного, идут плановые учения, все кончится через два-три дня.