Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента ГРУ
Шрифт:
— Мне надоела нищета. У меня никогда не было своего угла. С восьми лет я скитался по школам и кораблям, — признается он.
Свадьба состоялась в 1947 году. Через год родился их первенец — принц Чарльз. А пять лет спустя была их «вторая свадьба» — так супруги называли коронацию Елизаветы II, последовавшую вслед за смертью ее отца Георга VI.
После свадьбы Филипп оставил службу на флоте, но терпения к дворцовой суете у него хватило ненадолго. В конце концов он был по его же просьбе назначен на эсминец «Чеккерс» первым лейтенантом.
Именно на одном из его заседаний и состоялась моя встреча с герцогом Эдинбургским. В честь Михаила Сомова правлением КГО был дан обед. За столом председательствовал президент общества герцог Эдинбургский. Сомов сидел по левую руку от герцога, я — по правую. Михаил Михайлович был человек простой, практически всю жизнь проведший в полярных экспедициях. Для него церемонии такого рода, как он сам потом признавался, были тяжкой мукой. Но он стоически сносил все неудобства, связанные с облачением в смокинг, произнесением ответных речей и прочими формальностями этикета.
Его продолжительное молчание за столом давало мне повод заполнять паузы репликами и вопросами, которые я чаще всего адресовал своему высокопоставленному соседу слева. В результате на смену физической географии пришла география политическая. Я попытался потихоньку втянуть супруга королевы в обмен мнениями о международных делах, а тот, в свою очередь, осторожно уходил от участия в политической дискуссии. Ни германский вопрос, ни проблемы гонки ядерных вооружений, ни перспективы Общего рынка — ни одна из поднимавшихся мною тем не получила сколько-нибудь конкретного развития в разговоре за столом.
Когда подали кофе, мы втроем уединились в небольшой комнате рядом с банкетным залом. Сомов оставался все так же неразговорчив, ну а я по-прежнему пытался расширить знакомство с супругом королевы, предлагая на этот раз для обсуждения вопросы о непреходящих общечеловеческих ценностях — мире, согласии, взаимопонимании, сотрудничестве.
Герцог Эдинбургский вежливо слушал, подавал порой реплики типа: «Вы так полагаете?» и заключил беседу неожиданным вопросом, адресованным уже не мне, а Сомову. Вроде: «Как вам понравился Лондон, господин Сомов?»
В тот вечер я убедился, что от герцога Эдинбургского никакой мало-мальски стоящей информации в разговоре даже клещами не вытянешь. Примерно тот же эффект имели и две последующие встречи с герцогом Эдинбургским — на скачках в Аскоте и на королевской чайной церемонии в Букингемском дворце. Подружиться с супругом королевы мне не удавалось. Ну что ж, «попытка — не пытка», как гласит русская поговорка. Не вышла фронтальная атака, можно попытаться зайти с фланга.
Однажды я поделился впечатлениями от этих встреч со Стивеном Уардом.
— Представляешь, — пожаловался
— Герцог Эдинбургский и Филипп — это два разных человека, Юджин, — заметил тогда Уард. — Я помню, каким он был до женитьбы. Знаю, каким он стал сейчас. Могу сравнивать. Ты общался с государственным мужем, пытающимся быть и осторожным и мудрым. Дело в том, что долгие годы он жил по иным законам: легко и беспечно. Ошибки молодости теперь обходятся ему недешево. Поэтому сейчас герцог Эдинбургский пытается подмять под себя Филиппа. Во время встреч с тобой ему это, видимо, удалось.
— Власть меняет человека в любой стране, — согласился я, — но о каких ошибках молодости ты говоришь?
— Помнишь фотоальбом Бэрона, который я тебе недавно показывал?
— Конечно, помню, но при чем тут альбом?
— Посмотри еще раз на фотографии, и ты поймешь, в чем дело, — многозначительно заявил Стив. — На них изображен и Филипп, и его кузен Дэвид, и вся наша веселая холостяцкая компания.
Я попытался припомнить содержание альбома, которому не придал в первый раз особого значения. Некоторые снимки в нем были весьма сомнительного, мягко говоря, свойства, — с обилием голых тел обоих полов на фотографиях.
Стив снова протянул мне тот альбом. И стал давать разъяснения. Без них мне сложно было разобраться.
— Это Энтони Бошан — муж дочери сэра Уинстона Черчилля Сары, а это Артур Кристиансен — главный редактор «Дейли экспресс», — пояснял он. — Ну а здесь принц Филипп и его кузен Дэвид. Это Николь, а на этом снимке еще одна девица, кажется, Мэгги. Симпатичные были девочки, — с грустью в голосе выговорил Уард и отправился варить кофе, опрометчиво или же намеренно оставив у меня на руках свой альбом.
Только теперь я понял, что за фотографии хранились в этой коллекции. Как же я сразу не сообразил! — возмущался я своей недальновидностью. — Решил, что это дешевая порнография и только. А здесь целый вагон компромата.
О краже снимков не могло быть и речи, поэтому я достал из-под галстука «Минокс» и довольно быстро переснял несколько наиболее скандальных фотографий из альбома. В комнату вернулся Стив с чашечками дымящегося свежезаваренного кофе.
— Ты всем показываешь этот альбом? — спросил я его.
Уард взглянул на меня и, лукаво улыбаясь, ответил вопросом на вопрос:
— А ты как думаешь?
— Думаю, ты не стал бы выставлять этот альбом напоказ всем и каждому. Ведь эти снимки — бомба для Дома Виндзоров.
— Наконец-то до тебя дошло, — сказал Стив. — А то я уже начал сомневаться в твоей вменяемости. Когда я в первый раз показал тебе альбом Бэрона, ты и глазом не моргнул. Ну да ладно, пей лучше кофе, пока он не остыл.
Я сделал глоток-другой и, не скрывая своей обеспокоенности, заметил: