Гомер Пим и секрет одиссея
Шрифт:
Вдруг старомодный и громоздкий кинопроектор включился, и на заслонявшем стену экране возник яркий конусообразный пучок света. Появившиеся картинки сменялись, но Гомер инстинктивно зажмурился, боясь ослепнуть или повредить зрение. Он кое-что знал о тех чувствах, которые способен вызывать и теплый луч света, исторгаемый кинопроектором, и обволакивающие его завитки из слов. Буквы, фразы проплывали мимо него, нежно касались щек, приподнимали… и увлекали куда-то вдаль.
Внезапно снова воцарилась тишина. Но Гомер не осмеливался сразу открыть глаза. Какое-то внутреннее чувство шепнуло ему, что он по-прежнему
Еще не разлепив ресниц, он тронул себя за плечо. Песчанка по-прежнему была там – зверек весь трясся, жадно вцепившись в его майку.
– Ох, ну и торнадо! Но то, что нам надо! – выдохнула ему в ухо Биби-Два.
В воздухе благоухали ароматы сладкой ваты, а где-то вдали, кажется, раздавались звуки марша. С каждой секундой любопытство все больше побеждало в Гомере дурные предчувствия. Он отважился приоткрыть один глаз, потом другой: прямо перед его глазами расстилался остров, на котором высился купол цирка шапито, красный с золотой окантовкой, и в лучах заката развевались на ветру его призывные флажки.
Мальчуган вытаращил глаза, сам не свой от удивления и тревоги: этот цирк был точь-в-точь как тот самый, что его отец нарисовал как декорацию к фильму. – Последний челнок до цирка Итаки, сюда, пожалуйста! – прозвенел женский голос, строгий и громкий.
Взглянув, кто зазывал его, Гомер невольно отпрянул назад.
Человеческое лицо с крупными чертами и львиная грива, по которой пробегали электрические красноватые огненные искры, козлиная бородка и хвост в виде змеи с раздвоенным языком, мохнатое и приземистое туловище прикрыто красной бархатной мантией… Это существо, столь же очаровательное, сколь и грозное, приподнялось на задних лапах, устремив пылающий взор на мальчугана, вдруг почувствовавшего, до чего же он мал и беззащитен.
– Глазам не верю, кажется, химера… – пролепетал он.
– Кого позвали, тот идет! Она не всех так долго ждет, – прошептал ему на ухо зверек, словно подтверждая его предположение.
Химера протянула ему лапу, обутую в сабо с безупречной лакировкой, изображавшей усыпанную блестками розу.
– Попрошу вас, – снова сказала она.
Этому голосу, настойчивому и почти раздраженному, возражать не приходилось. Гомер осмотрелся, потом оглянулся. Он стоял тут один. Приказ был отдан именно ему.
Тут он вдруг увидел монтажную студию, диван, на котором только что сидел, кинопроектор, конус яркого света с плавающими внутри изображениями, бобины, беспорядок. Он видел все это с обратной стороны экрана, как в открытом окне! Но стоило ему окинуть комнату взглядом – и она тут же рассеялась, как мираж.
Отступать некуда.
Тогда Гомер глубоко вздохнул и вместе с песчанкой на плече пошел прямо к химере.
Глава 6
Чернильно-черное море плескалось о борт длинной лодки, вырезанной затейливо, как гондола. По воде ее волокли гигантские стрекозы.
За спиной у Гомера химера направляла лодку прямо к острову, озаренному мягким сиянием заходящего солнца. Радостный гомон, который мальчуган услышал еще на берегу, с каждой секундой становился все громче, и теперь можно было различить крутящееся большое колесо и услышать звуки фанфар
Несмотря на всю странность положения, Гомеру ничуть не было страшно – им владело лишь изумление. Только что он в буквальном смысле был пронесен словами сквозь экран, а теперь плыл к таинственному острову на лодке, которой управляла… химера. Но ему было хорошо. Он, кажется, даже немножечко увлекся всем происходящим и был не прочь поскорее осмотреть остров.
«Ну конечно, все это аб-со-лют-но нормально, чего же мне трусить?» – думал он не без некоторой иронии. – Пф-ф-ф. – Мясистые губы химеры издали посвист.
Гомер вздрогнул. Неужели это существо умеет читать мысли? На миг утратив самообладание, он схватился за Биби и прижал ее к себе в поисках поддержки.
– Химера степенна и очень надменна… – шепнул ему на ухо крошечный зверек.
– …и в настроеньях переменна, – поддержал мальчик.
– Сразу чует, где измена…
– …и колдунья, несомненно…
Гомер так и прыснул со смеху. Поистине, разговаривать с этой Биби оказалось совсем нетрудно!
– Мы у ворот мира наоборот, – продолжил он, увлеченный игрой.
– Тиш-ш-ше! – загремела химера.
Гомер поджал губы и сделал серьезное лицо. Глубоко вдохнув, он почувствовал соленый морской ветер и густые ароматы сладостей, от которых у него слюнки так и потекли.
Химера взяла курс на причал, освещенный гирляндой качавшихся на ветру разноцветных бумажных фонариков, и вскоре пришвартовалась к берегу. Гомер изумленно следил за тем, как несколько маленьких мартышек в тельняшках подскочили, чтобы закрепить лодку. «Что-то мне шепчет, что удивительные приключения еще только начинаются…»
Стоило ему встать на ноги, как морское течение заставило его пошатнуться, так что химере пришлось схватить мальчугана за шиворот и приподнять над своими широкими лапами в лаковых сабо, после чего она без особой нежности переставила его прямо на причал. Гомера тут же окружили возбужденные припрыгивающие мартышки, одна из которых сразу вцепилась в нижний обшлаг его пижамных штанов и потащила к лестнице, выбитой в скале.
Праздничный шум звучал все призывнее по мере того, как он поднимался по сотне ступенек, которые вели от причала на остров.
Наконец взобравшись на вершину с ноющими от усталости икрами и запыхавшись, Гомер так и застыл, разинув рот. Все казалось ему чрезмерно огромным – и шапито, и большое колесо почти касались неба, а цвета, запахи и звуки смешивались в обострявшем чувства изобилии.
Мартышки за рукав потащили Гомера к входу в цирк – это был пестро раскрашенный свод, у которого стоял человек в башмаках на каблучках и рединготе из черного меха, придававшем ему сходство с медведем. Но даже такая впечатляющая стать не шла ни в какое сравнение с тем, что у него… было целых три головы! Громадные, с аккуратно напомаженными шевелюрами, они встрепенулись, закачались на шеях, и три пары глаз уставились на Гомера. Он растерялся, не зная, на какую голову смотреть. Перед ним был сам цербер – такой, каким задумывал его отец: мифологического пса о трех головах каприз воображения Давида Пима преобразил в трехглавого человека с повадками элегантного медведя, которому впору танцевать танго. – Билет! – приказала средняя голова.