Гомер
Шрифт:
что он есть музей древности, это было показано выше. Мы отметили в нем все ушедшее,
все не наше, все историческое. Сейчас мы; позволим себе выдвинуть в нем из всего того,
что было сказано выше, как раз то самое, что близко и нам и что превращает его в то
великое наследие, с которым мы уже не можем расстаться. И если мы вскрыли в Гомере
всю его архаику и всю его далекость от нас, то теперь уже никто не может нам запретить
указать в нем и то, что звучит
это звучало все века и будет звучать всегда.
1. Антивоенная тенденция. Прежде всего мы должны выдвинуть тезис, что Гомер
осуждает всякое стихийное богатырство, всякую неразумную бойню и если признает
войну, то только войну справедливую, т. е. такую, которая может защитить свободу и
независимость мирных народов. Так как «Илиада» наполнена картинами войны, то может
создаться впечатление, что в этой поэме и нет ничего, кроме войны, что она там и
превозносится и что это апофеоз героев, проводящих свою жизнь на войне. Это
впечатление, однако, ошибочное.
Хотя старые герои, Ахилл и Агамемнон, продолжают быть в «Илиаде»
центральными фигурами и они наделены здесь разнообразными героическими
добродетелями, все же – явно или неявно – трактуются как неприемлемые всякие черты
их, связанные с капризами, самодурством, воинским зверством и пр. Уже в эпизоде
«Посольства» (Ил., IX) прекрасно рисуется капризное упорство Ахилла, как нечто
отрицательное, и его неспособность удовлетворительно мотивировать свое поведение
(особ. 254 сл.). Хотя тут и нет выраженной на словах критики, но отношение самого
Гомера к этому вопросу совершенно ясно, особенно если вспомнить такую сентенцию, как
«Смягчимы сердца благородных» (XV.203).
При последней роковой встрече с Ахиллом Гектор предлагает ему договор, но
которому победивший из них возьмет себе доспехи побежденного, а его тело отдаст его
родным. Ахилл мрачно отвергает это предложение, ссылаясь исключительно на право
сильного и на невозможность совместной жизни волков и овец или львов и людей
(XXII.254-272). И когда умирающий Гектор повторяет свое предложение уже в виде
предсмертной мольбы, то Ахилл даже и здесь свирепо его отвергает, разъяренный и
руководимый только одним чувством мести за Патрокла (337-354). После такого
неблагородного, зверского поступка его мягкое отношение к Приаму в XXIV песни есть
только признание своей вины и моральная победа над ним его врагов. Посейдон (XIV.139
сл.) порицает мрачное злорадство Ахилла по поводу поражения греков. С содроганием
сердца слушатели
Гектора (XXII.395 сл.). Труп Гектора Ахилл повергает ниц перед трупом Патрокла
(XXIII.24 сл.). В костер Патрокла Ахилл бросает двенадцать юных троянцев, убивши их
собственными руками (XXIII.175 сл.). А после погребения Патрокла Ахилл снова
возобновляет свое надругательство над трупом Гектора, волочит его вокруг могилы
Патрокла и бросает его лежать ничком на берегу моря (XXIV.15-22). Этот самый Патрокл,
ближайший друг Ахилла, и тот ему говорит (Ил., XVI.33-35), что он рожден не от Пелея и
[97] Фетиды, но скалами и морем и что именно от них у него такое жестокое сердце.
Даже Аполлон, который сам довольно зверского поведения, и тот возмущен
дикостью Ахилла и дает ему уничтожающую характеристику (XXIV.39-54), указывая на
его свирепость, зверство, несправедливость, бесстыдство, клокотание страстей и
безрассудство. Звериное исступление Ахилла возмущает и прочих богов и самого Зевса
(XXIV.113-116).
После всего этого трудно сказать, что Гомер идеализирует старый стихийный и
зверский героизм.
Не лучше обстоит дело и с Агамемноном, которого порицает и Диомед (IX.36-39), и
Нестор (IX.109 сл.), и Посейдон (XIII.111 сл.), и весь народ (II.222 сл.); он сам себя
осуждает (II.375 сл., IX.18, 115 сл.).
Таким образом, старый стихийный героизм в «Илиаде» заметно критикуется; и ему
противопоставляется герой нового типа, именно Гектор, которому теперь уже
несвойственно ничего зверского или безрассудного, но который является идейным
защитником своей родины и не действует из-за чувств мести, корыстолюбия или
властолюбия.
Гомер доходит до прямого осуждения и войны вообще. Беспощадную, зверскую,
беспорядочную войну, или войну для войны, олицетворяет собой у Гомера фракийский
Арес; и в уста Зевса вложена замечательная отповедь этому Аресу, где война
охарактеризована самыми бранными эпитетами (V.888 сл.). Войну очень резко критикует
Нестор (IX.63 сл.):
Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет,
Кто межусобную любит войну, столь ужасную людям.
Люди на войне открыто объявляются у Гомера только бессмысленными пешками в
руках богов (XVI.688-691). Налицо промелькнувшее даже и осуждение самого похода на