Гомо советикус
Шрифт:
— Что именно?
— Наличие избыточного человеческого материала для массовых явлений такого рода и исключительно благоприятные условия. Никакого комсомола. Никакого КГБ. Либеральная полиция. Транспорт, одежда, еда, климат, демократия, внимание прессы... Число людей, которым нечего делать, которые не хотят трудиться, которые скучают и жаждут острых ощущений, здесь огромно. Особенно молодёжь. Стремление к созданию стихийных объединений огромное. А для многих общественные беспорядки суть времяпрепровождение, бизнес, самоутверждение.
— И что отсюда следует?
— Этой массой людей легко манипулировать. Если дать им цели и умело направить, можно серьёзные
— Вы, я вижу, невысокого мнения о них?
— Интеллектуальный уровень любых массовых движений очень низок. Уровень вождей таких движений адекватен уровню масс: иначе вождём не станешь. Ум вождям нужен лишь для того, чтобы суметь превратиться в дурака, соответствующего массе дураков, и чтобы завоевать возможность говорить глупости с умным видом.
Официантка принесла счёт. Седой тщательно его изучил. «Здесь без этого нельзя, — сказал он. — Тут мелочный педантизм уважают». Убедившись в том, что все правильно, Седой попросил «квитунг» с печатью и с указанием того, что это — «служебные расходы».
Когда мы покидали ресторан, по улице с воплями неслась толпа молодёжи, громя витрины, опрокидывая столики у кафе. Молодые люди из нашего ресторана тоже сорвались с мест, не заплатив, выбежали на улицу и помчались вместе со всеми. Ко мне кинулась незнакомая собака и облобызала меня. Потом появился разгневанный хозяин собаки и обругал меня.
Собаки
Местные собаки довольно часто реагируют на меня совсем не так, как их хозяева. Завидев меня, они издалека кидаются ко мне, рвутся с поводков. Если им удаётся сорваться с поводков или добежать до меня, прежде чем их остановят хозяева, они лижут мне руки и лицо, смотрят в глаза, радостно повизгивают, улыбаются. Хозяева сердятся, отзывают и оттаскивают их от меня. Они сопротивляются, жалобно скулят и потом ещё долго оглядываются на меня. И я рад им. Мы понимаем друг друга. Как только устроюсь, первым делом заведу собаку. Но такую, как я сам, — без поводка.
Люди
— Не забывай о таком важнейшем факторе истории, как наступление Жёлтого и Чёрного Мира на Мир Белых, — говорил Вдохновитель. — Только мы способны защитить Мир Белых от этой опасности. Потому нам по праву истории надлежит покорить Запад. Покорить, чтобы спасти. Если Запад не покорится нам, он погибнет. Покорившись, он потом возродится снова. Покорив
— Ты идеализируешь нашу роль, — возражал я. — Ты не учитываешь натуру нашего общества и нашего человека. Я знаю, что из себя представляет наше общество: гнусное общество. Я знаю, что из себя представляет гомосос: гнусное существо. Мы не в силах изменить своё болото и изменить самих себя, приспособленных жить в этом болоте. Мы в силах лишь изобрести спасительную ложь о своём болоте и о самих себе и навязать эту ложь всем. А чтобы эта ложь была на века, нам нужно уничтожить материал для сравнения — уничтожить прекрасные житейские реки, озера, моря. Таким нам представляется Запад. Его существование раздражает нас, причиняет нам страдания. У нас один путь возвыситься над ним: принизить и разрушить его. Мы можем спасти Запад от Жёлтой и Чёрной Опасности, навязав ему наш Мир, но не Белый, а Серый.
— Красный, ты хочешь сказать.
— Какая разница? Красный — значит серый.
— Это тоже общий закон истории, подтверждённый многочисленными фактами и не знающий исключений. Самые могучие деревья вырастают все-таки из земли. Самые яркие цветы имеют корни в земле. Согласен, мы — грязь, навоз и прочее. Но мы — почва. Пойми, Запад сам навязал себе ограничители, которые он уже не в силах преступить: гуманизм, демократия, права человека... А мы не будем церемониться ни с кем — ни с чёрными, ни с жёлтыми, ни с красными. Если будет нужно, мы не остановимся ни перед чем. И Запад это знает.
«Центр»
О создании «Центра» объявлено в печати. Профессора при этом произвели в члены Академии наук СССР (в бывшего, конечно), хотя он не был даже настоящим профессором. Даму произвели в профессора. Они, конечно, это враньё не опровергают. Я никаких предложений насчёт работы в «Центре» не получил. Не получил даже личного приглашения присутствовать на торжественном открытии «Центра». Энтузиаст такое приглашение получил. Смотрит на всех свысока. Рад, что меня не взяли в «Центр», и не скрывает своей радости. Говорит, что хотя я и являюсь профессиональным социологом, но в Москве «это дело» поставлено так плохо, что он, Энтузиаст, «разбирается в социологии фактически лучше, чем все советские социологи, вместе взятые» (это его собственные слова).
В Пансионе идёт бурное обсуждение проблемы «Центра».
— Этот «Центр» — подарок для КГБ.
— Как раз наоборот.
— Верно, подарок от КГБ.
— Не занимайтесь софистикой.
— Организовали бы лучше особый центр «Советский образ жизни». Жизнь в нем организовать, как в Советском Союзе. Путёвки туда продавать. Успех был бы бешеный.
— Сомневаюсь. Западные люди и без этого могут в любое время ехать в Советский Союз. Путёвки дешёвые.
— И смотреть то, что им покажут. И жить в особых условиях. А тут — жить так, как живут советские люди.
— Я тоже сомневаюсь в успехе такого центра. Чтобы в полной мере ощутить советский образ жизни, даже года мало. И даже порой десяти лет мало. И потом, посетители центра будут там жить с надеждой скоро покинуть центр. А настоящий советский образ жизни исключает всякую надежду вырваться из него. Как вы учтёте в таком центре выращивание и устройство детей, карьеру, образование?
— Зачем особый центр, если проще правдиво опи сать жизнь в Советском Союзе...
— Правдиво никогда не проще. И на таком описании денег не заработаешь. А тут здорово нажиться можно.