Гончаров и женщина-убийца
Шрифт:
– Такого удовольствия я тебе не доставлю! Костя, а если серьезно давай поменяемся на нормальную квартиру.
– Делай что хочешь, только меня в эту авантюру не впутывай, я не ударю палец о палец для воплощения твоих бредовых идей. Единственная моя просьба к тебе - действовать осмотрительно, чтобы на старости лет не оказаться на улице под забором. Это вредно для здоровья и ухудшает пищеварение.
– О чем ты говоришь? Ты плохо меня знаешь!
– Откуда я могу тебя знать? Еще не прошло полутора месяцев, когда твой муж посоветовал нам вести совместное хозяйство. Согласись, это не очень
– Тогда отбрось сомнения и доверься мне. Баба я только с виду утонченная, а на самом деле деловая и нахрапистая.
– К несчастью, я это уже понял.
– Опять хамишь, Котик, ты неисправим. Решено, я завтра же начинаю заниматься этим делом. Для начала развожусь с мужем.
– Зачем же, разве в этом есть необходимость?
– Кот, ни один загс не зарегистрирует твой брак с замужней женщиной. Пока у нас нет такого закона.
– А почему ты решила, что я вообще стремлюсь наши отношения узаконивать? Такая бредовая мысль мне не приходила даже с похмелья. Живем мы с тобой душа в душу, можно сказать, как голубок с горлицей, но зачем об этом знать работникам загса?
– Котик, ты свалился с луны. Меня же никто не пропишет в эту квартиру, если в моем паспорте не будет стоять штампа. И в этом случае я не смогу подписывать обменные документы.
– Не печалься, не кручинься, Валентинушка, горе твое поправимо. Выдам я тебе доверенность на право обмена моего жилья.
– Ах, ты так, ты так, значит, ты не хочешь со мно-о-о-о-й, - обиженней волчицей завыла она во весь голос.
– Все вы такие! Паразиты!
Спать я улегся на кухне в самом наигнуснейшем настроении, с последующими адекватными сновидениями. Мне снилось, что высоко в горах я завис над глубокой пропастью, на дне которой меня с нетерпением поджидает толпа ментов, почему-то похожих на самураев. В зубах они держат огромные кривые сабли, а раскосые глаза с вожделением ждут, когда разожмутся мои коченеющие пальцы. И руководит этой грязной операцией моя сожительница Валентина, причем в чине майора милиции. Она злорадно кричит: "Попался, подлый трус! Сдавайся, от нас не уйдешь! Прыгай, Костя, давай!"
– Вставай, Костя, вставай! Да вставай же ты, наконец. Пришли за тобой. Проснись, спящий красавец, уже десятый час.
– Кто пришел?
– Сбросив с себя теплого кота, я уселся на узком диванчике.
– Кого еще черт принес?
– Твои бывшие коллеги, - ядовито улыбнулась Валентина.
– Милиция за тобой пришла, очень тобой интересуется.
– Гони их в шею, - сразу же вспомнив вчерашнее балконное приключение, посоветовал я.
– Пусть они катятся к чертовой матери.
– Я-то уйду, гражданин Гончаров, - пообещал мне голос из передней. Но через полчаса за вами приедут.
– Хорошо, спускайся вниз, сейчас оденусь и подойду.
Лейтенант топтался у подъезда, томясь ожиданием и прохладой. Он сразу же меня огорчил нетактичным вопросом:
– Это вы вчера висели на балконе гражданки Цвигуновой?
– Я не висел, мой генерал, я просто вышел покурить и нечаянно поскользнулся, а как оказался по другую сторону перил, извини, не помню. Наверное, был сильный ветер. Ты не помнишь?
– Возможно, но суть не в этом. Вы не заметили ничего необычного, когда
Я понял, что просто так мне от него не отвязаться, и честно рассказал все то, что мне посчастливилось наблюдать. Он внимательно выслушал, задал ряд нескромных вопросов и предложил явиться в отдел в удобное для меня время, но не позже чем завтра.
– Это еще зачем?
– закосил я под дурачка.
– Не имеете такого права заарестовывать честных граждан, нет такого закона!
– Успокойтесь, никто не собирается вас арестовывать. Оформим протокол допроса, и вы свободны. Кабинет 235.
– А, ну тогда жди, приду. Генерал, а скажи-ка мне по секрету, того мужика замочили или он сам окочурился?
– Неизвестно, а как вы думаете?
– Мало ли что думает гражданин Гончаров, я ведь не прокурор. Сам-то ты был на месте происшествия?
– Конечно был, выехал вместе с операми.
– Ну и что можешь сказать?
– А почему я вам должен что-то говорить?
– Да ты, наверное, ни хрена не знаешь, все вскрытия ждешь, оно конечно, вскрытие покажет.
– Мужик, а ты чего раздухарился?
– потихоньку закипал лейтенант. Какое твое собачье дело? Не суй нос, куда тебя не просят.
– Конечно, понапринимали в органы всякую шушеру, которая в сыскном деле понимает как свинья в апельсинах. Иди и меня не жди. Не приду я к тебе. Опрашивай своего старичка стукачка.
Прищурив глаз, лейтеха так многозначительно на меня посмотрел, что я невольно насторожился, ожидая нежданной гадости. И он выдал свой козырь:
– Гражданин Гончаров, я буду вынужден доложить о вашем аморальном образе жизни вашей жене и поставить ее в известность о существовании гражданки Цвигуновой, вашей любовницы.
– С каких это пор следствие занялось шантажом? Или теперь это стало вашей методой и нормой жизни? Видимо, мне придется доложить о вашем поведении полковнику Ефимову.
Развлекался я от души и на полную катушку, но только вот удовольствия не получал. Комично и жалко смотрелся спровоцированный мною лейтенант. Выплюнув окурок, я побрел в подъезд.
– Жди, генерал, после обеда нанесу тебе визит вежливости, готовь ананасы и шампанское "Московское-ментовское".
Весь день я убил на приватизацию квартиры и оформление доверенности на имя Валентины. Освободился, когда на улицах уже зажглись фонари. 235-й кабинет был открыт настежь, но в нем, кроме моего вчерашнего знакомого старичка, никого не было. Дед важно восседал за облупленным письменным столом, в упор меня не замечая. Я негромко и смущенно покашлял, давая ему время вполне насладиться собой.
– А-а-а, это ты? Явился не запылился, забздел ментов-то. А вчерась-то куда как смелее был. Бесстыдник блудный, погоди, я еще Жоре Цвигунову обскажу, ты у меня вообще на цыпочках ходить будешь, я на вас управу найду. Садись пока, сейчас начальник придет, будем об тебе решать. Может, в суд дело передадим, а может, штрафом отделаешься. Но наказывать все одно будем.
Я сидел, с любопытством наблюдая, в какие еще повороты занесет старика. Что млад, что стар, неужели и меня ждет нечто подобное? Печально, но я где-то слышал интересную мысль о том, что процесс старения необратим.