Гончие и сторожевые
Шрифт:
И тут Рубан вновь явственно ощутил присутствие Серебряной Чайки.
Глаза ничего не видели - лишь темная изъязвленная поверхность брони чужого корабля, "сегменты", преграждающие путь, интраскоп, лучевое копье, скафандр, лицо Паттега за стеклом, - и далекие-далекие звезды над черной гладью Угольного Мешка... Глаза не видели ничего - но разум ощущал присутствие.
– Володя, здесь Серебряная Чайка.
– Знаю, ну и что?
– вскинулся Паттег, - не до нее сейчас! Нам сто метров осталось, а там люк
– Да подожди ты!
– крикнул Рубан, разом перестав думать не только о Серебряной Чайке, которой, может, и вовсе нет, но и о Ли, замершем у интеркома на "Вайгаче".
– Живой там или электронный мозг, но если его уничтожить, что нам останется? Мертвое переплетение материалов? Кто может разобраться в компьютере, если нет никакой программы, если не знаешь, на каком языке, в какой системе он работает? А если вообще не знаешь, компьютер ли это или причуда природы?!
– Не собираюсь спорить. Неважно это, понял? А вот что этот Черный в меня стрелял - важно. И что у него, смотри, еще дюжина ракет в кассетах тоже важно. Молодец, помог добраться до его шкуры - а дальше я сам... Не упущу. Целым - не уйдет!
И Паттег, подхватив невесомое лучевое копье, заковылял по узкой полоске брони между "сегментами".
Помедлив, Рубан толкнул ящик интраскопа и двинулся следом.
Прибор проплыл в метре над "сегментом".
Рубан успел сказать:
– Держи, Володя!
– а сделать еще один шаг не успел. Вспыхнуло голубое сияние, вспыхнуло - и людей разделила полупрозрачная завеса.
Отчаянно заверещал счетчик: из "сегментов" вырывались в пространство потоки лучистой энергии, и мириадами голубых искр светились частицы ионизированной космической пыли.
Завесу не преодолеть: какая там лучевая болезнь - мгновенный распад тканей, как в луче гразера...
Сквозь свист в треск донесся слабый радиоголос Паттега:
– Ты живой?
– Живой, живой...
Рубан отступил еще на несколько шагов. Связь с Ли прервалась; естественно, сквозь такой фон не докричишься.
Исчезла и Серебряная Чайка.
Рубан отчетливо понимал, что произошло. Паттег прошел мимо "сегментов" - его _пропустили_. А интраскоп, такую же массу, но неживое - нет.
Пропустили не лично Паттега. Живое. Умеют различать биологическое и технологическое... Далеко в космосе, в кораблях, живое было приманкой - не случайно ракеты били по жилым отсекам. Модуль не обстрелян - наверное, слишком мелкая и тихоходная цель, на еще плывет в общем-то мимо... Стоит ли тратить ракету, если настоящая Цель - совсем недалеко?
Живое на обшивке - это не опасность. А вот неизвестный груз, технологическое - тревога...
Наша техника не умеет это различать. Земные компьютеры запрограммированы иначе. И следовательно - здесь знания, открытия
– Паттег!
– закричал Рубан смутной тени, удаляющейся за голубой завесой.
– Остановись!
Паттег ковылял все дальше по броне головного отсека.
– Паттег!
– крикнул Рубан еще раз, уже не надеясь, что его услышат.
Но патрульный услышал и отозвался, чуть замедлив шаг:
– Чего ты кричишь? Потом поговорим. Лети к модулю.
Неуклюжий ящик интраскопа медленно уплывал в пространство. Голубое сияние окутывало его, и казалось, что прибор истаивает, с каждым мгновением становится все меньше.
– Володя, - Рубан еще раз попытался убедить, понимая, что больше ничего сделать нельзя, шансов преодолеть голубую завесу попросту нет, - нужны серьезные исследования. Мы сейчас должны Его оставить. Уходи в космос. По тебе стрелять не будет. Уходи на ракетном поясе - а я тебя подберу. Или "Вайгач"...
– Вот он, люк, - через минуту заговорил Паттег, - сейчас поговорим...
Короткая вспышка - Паттег выжег замок лучевым копьем. Едва различимо вырисовывалась овальная чернота, и вот Володя, взмахнув рукой, скользнул вглубь.
Еще мгновение Рубан стоял перед голубой полупрозрачной завесой; потом отключил "прилипалы" и заскользил на ракетном поясе над самой обшивкой. Еще минута - и он забрался в модуль.
Колпак. Усилитель. Передатчик - на полную мощность. И - на весь эфир:
– Всем, кто слышит меня! Мы...
Продолжить он не успел: боль и тоска перегрузки прервали дыхание... все залилось багровым пульсирующим светом... Штурвал, курсограф, пульт, биошкаф, будто игроки, перебрасывали друг дружке тело пилота - и вдруг тяжесть и удары сменились невесомостью.
Исчезла голубая завеса.
Рядом с иллюминатором торчал нелепо вывернутый, перекошенный рычаг привода плазменного руля.
Раскаленный край дюзы еще светился.
А впереди...
В свете прожекторов модуля можно было различить на головном отсеке безобразный горб вспученной брони между пилонами носовых маневровиков.
Какое-то время Рубан молчал.
А затем в сознание одновременно вплыли радиоголос Ли и присутствие Серебряной Чайки.
Им обоим он сказал-пожаловался:
– Все погибло...
И впервые услышал отчетливый ответ Серебряной Чайки:
– Теперь нет преграды.
Три мысли промелькнули у Рубана одновременно: - ты все-таки существуешь объективно - преграда только для нас?
– сможем ли мы разобраться в "сегментах"?
И тут же Олег воспринял три волны понимания-ответа: - мир един, только сложнее, чем вы можете понять - мы давно с вами - все потери восполнимы, кроме потери Разумного...
– Паттег, - подумал-спросил Рубан, - он погиб?