Гончие преисподней
Шрифт:
– Полюбуйся на них, Френки, – сказал я. – Такова сила любви. Поэты, философы говорят нам, что это чувство возвышает, окрыляет, дарует силы. Все это ложь. Могущество любви только в одном – она позволяет очень быстро забывать то, о чем ты не хочешь вспоминать.
– Как цинично, – вздохнула Франсуаз.
Действие магического Орба затронуло и ее. Девушка уже не вспоминала о том, как собирала с моей подачи лесную грязь. Чище она от этого, конечно, не стала, но зато я избежал множества неприятностей.
Полезная штука этот шарик.
– Услышала бы
Красавица поперхнулась, поскольку в нормальном состоянии никогда не произнесла бы ничего подобного.
– Хреново волшебство, – пробормотала она. – Делает меня полной идиоткой.
– Это не магия, – сказал я.
Франсуаз не успела понять, что именно означают мои слова. Один из гоблинов взобрался на бочонок с медом и провозгласил:
– Ария!
Все остальные, как по команде, уселись прямо на мостовую. Горожане, незнакомые с обычаями лесных воинов, по инерции проплясали еще пару шагов, а потом неловко поплюхались наземь.
– В мире и вправду хватает благородных кавалеров, – заметил я. – Но сомневаюсь, что кто-нибудь из них признает в Кло Прекрасную даму. Скорее начнут спрашивать, сколько она берет за ночь.
– Нет в тебе ничего романтического, – вздохнула Френки.
Она остановилась и прикрыла рот ладонью.
– Так поступают приличные девочки, когда выругаются, – подтвердил я. – Исходя из твоей системы ценностей, ты только что сделала именно это.
– Майкл, – мрачно попросила демонесса, – надавай мне пощечин, что ли. Я не из тех, кто читает на ночь поэмы о любви и восторгается розочками… Смотри! Какие чудесные цветочки. Почему ты давно не дарил мне букетов? Черт, черт, черт…
Франсуаз схватилась руками за голову.
– Я сюсюкаю над клумбой? – воскликнула она. – И откуда во мне столько дряни?
– Сам удивляюсь, – флегматично ответил я.
Нет, все же действие Орба лишало жизнь самого главного.
Какой смысл дразнить Френки, если она этого не замечает?
Я поклялся больше никогда его не использовать. Сколько моих изящных шпилек пролетело мимо партнерши.
Гоблин раскланялся и, набрав полную грудь воздуха, запел:
Я вам спою о временах, когда росли дубы.Ходили ангелы в штанах и клали их в гробы.А в небесах грохочет гром и молния блестит.Душа поет, урчит живот, сопля моя звенит.– Это и есть опера гоблинов? – спросила Френки.
– Одна из самых известных. Ее ставят в лучших театрах мира. Поскольку исполняют на языке оригинала, никто не понимает, что это за чушь. Впрочем, с оперой так всегда.
Поклялся он у Серых скал, что победит в бою.Потом аббату наподдал, в штаны пустил струю.И ликовал вокруг народ– Что может быть лучше высокой поэзии? – спросил я. – Впрочем, Френки, на сегодня тебе хватит. Переизбыток культуры подобен кислородному опьянению. Ты потеряешь контроль над собой и…
Проклятье. Я опять забыл, что Френки не замечает мои шпильки.
К черту, к черту глупое волшебство.
– А почему он не поет про любовь? – спросила демонесса. – Что-нибудь о деве, заточенной в башне, и о прекрасном юноше…
Я подпрыгнул к ней и ухватил за плечи – как раз перед тем, как она попыталась врезаться головой в каменную стену.
– Мне нужна трепанация черепа, – простонала Френки. – Лоботомия.
Хватит теплой ванны с травами, – произнес я, увлекая ее в таверну. – Понежишься, посочиняешь историй про рыцаря Двустана и принцессу Изо-Льда. Авось все и пройдет.
И взял он меч, и уронил, и нос себе отсек.Клинок летел и все крошил, и он лишился ног.Героя помним мы всегда, и молимся, и чтим.А день, родился он когда, считаем золотым.– Почему это? – удивилась Френки.
Девушка упиралась, пытаясь потыкать взглядом певца.
– Потому что герой обмочился, – пояснил я. – Разве не понятно? Вся культура гоблинов на этом основана.
ГЛАВА 9
Таверна оказалась полна народа. Словно кто-то взял людей, как расписные деревянные игрушки, и щедрой рукой высыпал их, нимало не заботясь о том, хватит ли им здесь места.
Гоблинов здесь почти не было; дети леса, они предпочитали рощи городам, а вечернее небо – серым балкам над головой. Только один или два лесовика неторопливо возились у стойки, пробуя местный эль.
Опрокинув кружку, один из них смотрел на другого, словно спрашивая: «Ты думаешь об этом то же, что и я?» – и они заказывали еще по одной, другого сорта.
Люди здесь не походили на тех, кого обычно встретишь в таверне. И это отличие заключалось не в их облике, не в одежде и даже не в том, как они себя вели. Наверное, впервые в жизни горожане пришли сюда не за выпивкой, не за досужими сплетнями, а просто для того, чтобы побыть друг с другом, ощутить рядом родственное тепло.
Я знал, это ненадолго, лишь пока действует магия волшебного Орба. И отчего-то мне казалось, что люди вокруг в глубине души тоже все понимают.
Но пока они радовались – и не хотели ничего портить.
Несколько парочек сидели даже не в углах, а за центральными столиками – в таких позах, какие обычно никто бы не смог позволить себе в этом маленьком консервативном городке.
Они целовались и тискали друг друга прямо у всех на глазах, но те, кто их окружал, были слишком заняты своими собственными спутниками, чтобы обращать внимание на других.