Гончие смерти. Сага дальних миров
Шрифт:
— Мой господин, что пользы в бесконечных войнах? Ты уже покорил больше народов, чем покорили Чингисхан или Александр. Отдохни от завоеваний, дай себе понежиться в мире и заверши работу, начатую в Самарканде. Построй побольше великолепных дворцов. Собери вокруг себя философов, художников, поэтов со всего мира.
Тимур пожал могучими плечами:
— Философия, поэзия и архитектура хороши, но их не видно в тумане и дыме завоеваний, ибо все вещи в мире покоятся на окровавленном блеске стали.
Визирь играл фигурками из слоновой кости, покачивая седой головой:
— Мой господин, в тебе словно два
— Возможно, я разрушаю с тем, чтобы на руинах можно было строить, — ответил эмир. — Я никогда не пытался до конца разобраться в атом. Я просто знаю, что прежде всего я — завоеватель, а потом — строитель, и завоевание — суть моей жизни.
— Но для чего опрокидывать этот слабый колосс на глиняных ногах — этот Китай? — поинтересовался визирь. — Чтобы свершилось еще одно большое кровопролитие? Ты ведь уже достаточно окропил кровью землю. Новая война означает новые скорби и новые страдания беспомощных людей, — они гибнут под твоим мечом, словно жертвенные овцы.
Тимур рассеянно покачал головой:
— Что значат их жизни? Они все равно умрут, а ныне их существование наполнено страданием. Я же обовью сердце татарина стальной лентой. Новыми завоеваниями на Востоке я усилю свой трон, и правители моей Династии станут повелевать миром десять тысяч лет. Все дороги мира будут вести в Самарканд, и тут будут собраны все чудеса, все тайны и вся слава мира: институты и библиотеки, величественные мечети, мраморные дворцы, темно-синие башни и бирюзовые минареты. Но сначала я выполню свое предназначение — завоюю весь мир!
— Но приближается зима, — не отступал визирь. — По крайней мере дождись весны.
Тимур молча покачал головой. Он знал, что стар. Железное тело начинало сдавать. И тогда во сне он слышал пение невесты его юности, Алджай Темноглазой, умершей более сорока лет назад. Вот так черев Голубой город пролетела Весть. Мужчины оставили женщин и вино, натянули тетиву на луки, проверили сбруи у коней и вновь ступили на старую, проторенную дорогу завоеваний.
Тимур и его военачальники взяли с собой множество жен и слуг. Эмир собирался остановиться, в своем пограничном городе Отраре и, когда весной снег растает, направиться оттуда в Китай.
Как обычно, Дональд Мак-Диз со своей беспокойной шайкой составлял авангард. После нескольких месяцев безделья гаэл был рад отправиться в путь. Сулею он взял с собой. Годы не пощадили горца-гиганта. Его необузданные калмыки по привычке поклонялись ему, но все-таки он был для них чужаком, и они никогда не понимали его сокровенных мыслей. Ак-Боджа со своим сверкающим взглядом и веселым смехом был единственным другом горца. Но Ак-Боджа умер. Его доброе сердце остановил удар арабской сабли. Все сильнее и сильнее старился Дональд избежать растущего одиночества, скрыться от него в обществе персидской девушки. Сулея же не понимала странного, своенравного сердца гэла, но хоть как-то заполняла болезненную пустоту в его душе. Длинными, одинокими ночами руки Дональда сжимали ее тоненькую фигуру с диким, беспокойным голодом, который смутно ощущала персиянка.
В необычной тишине выехал Тимур из Самарканда во главе длинных сверкающих колонн. Люди не приветствовали его громкими криками, как в прежние времена. Они стояли со склоненными головами. Сердца переполняли
Войска подгоняла набирающая силу зима, и шли они намного медленнее, чем раньше, когда подобно тучам в бурю проносились над землей. Сейчас войско состояло из двухсот тысяч человек и вело с собой стада запасных лошадей, повозки с продовольствием и огромные шатры-палатки.
Тропу под названием Ворота Тимура завалило снегом, но армия упорно шла сквозь буран. Наконец стало очевидно, что даже татары не могут ехать дальше в такую погоду, и принц Халил остался зимовать в странном городке, который почему-то называли Каменным городом. Но Тимур со своим войском шел вперед. Они перешли Сир, там, где толщина льда достигала трех футов. Впереди лежала гористая местность, и стало еще труднее. Лошади и верблюды вязли в сугробах, повозки раскачивались на ухабах. Но воля Тимура непреклонно вела их вперед, и наконец они вышли на равнину и увидели шпили Отрара, блестящие сквозь пургу.
Тимур со знатью устроился во дворце, а его воины отправились по зимним квартирам. Тут-то Тимур и послал за Дональдом Мак-Дизом.
— На нашем пути лежит Ордушар, — сказал Тимур. — Возьми две тысячи воинов и захвати этот город, чтобы к весне дорога на Китай оказалась открытой.
Когда человек бросает дротик, он не заботится, расщепится ли тот, достигнув цели. Тимур не послал на это безумное дело ни своих придворных, ни отборных воинов. Он поручил расчистить дорогу Дональду. Однако гэл остался равнодушен. Он был готов пуститься на любую авантюру, если та может заглушить смутные, горькие мысли, все сильнее и сильнее отравляющие его сердце.
В сорок лет Мак-Диз ничуть не ослабел, не размягчился. Но временами он чувствовал, что старость уже подкрадывается к нему. Все чаще его мысли отвращались от образа жизни в черных и багровых красках, от жизни переполненной насилием, вероломством, жестоко-стью и безнадежностью. Сон его стал беспокойным. Порою он слышал странные голоса в ночи. Иногда сквозь воющий ветер ему чудились причитания шотландской волынки.
Получив приказ от эмира, Дональд разбудил своих волков, которые хоть и зевали, но подчинились ему беспрекословно и отправились из Отрара навстречу ревущему бурану. Этот поход был рискованным предприятием.
Во дворце в Отраре Тимур дремал на диване, обложившись картами и схемами. Сквозь сон слушал он непрекращающиеся споры своих жен. Интриги и ревность из Самарканда перебрались в тихий Отрар. Женщины гудели вокруг Тимура, страшно утомляя его своими ме-лочными склоками.
Когда к железному эмиру незаметно подобралась старость, женщины заволновались, решая, кто же станет приемником Тимура. В интригах участвовали королева Мулх Ханум и Хан-Зейд, жена умершего сына Тимура, Джехунгира. Королева пыталась сделать наследником сына Тимура — Шах-Руха; Хан-Зейд стремилась, чтобы это место занял ее сын — принц Халил, которого обвела вокруг пальчика куртизанка Шади Мулх.