Гонцы смерти
Шрифт:
Вторая история оказалась посложнее: Кузьма в кафе застрелил одного пьяного авторитета из Казани, приехавшего покутить в Москву. Опять же нашлись свидетели, которые видели, как Кузьма стрелял, и описали его словесный портрет. В криминалистической лаборатории московской милиции Грязнову составили фоторобот, и он быстро вышел на Кузьму. Его даже засадили в Бутырку, где он отсидел неделю. Дело осложнялось тем, что Кузьма до стрельбы принял полкило коньяку и «Макарова» имел незарегистрированного. Но за тысячу долларов парочка, сидевшая в кафе, со слов которой был составлен фоторобот, не только при предъявлении не опознала Кузьму, но и вдруг резко изменила показания, прибавив к фотороботу ряд ярких
После того случая по требованию Станкевича Кузьма моментально завязал со спиртным и теперь попивал только пивко. На своем дне рождения Хозяин разрешал ему выпить бокал мартини. Может быть, от этой перемены у бывшего охранника и развился столь язвительный характер, что даже Станкевич в больших дозах его с трудом переносил. И еще Кузьма стал почему-то много жрать. Особенно после таких стрессовых ситуаций, как нынешняя. Он просто выворачивал холодильник наизнанку. Но, несмотря на неумеренное потребление пива и еды, на его теле с трудом можно было сыскать тонкую складку жира.
Станкевичу звонил банкир Виталий Санин, или, как его все звали, Виталик. ОНОКСбанк, которым он управлял, входил в тройку крупнейших банков России.
— Ну что там? — включая антиподслушку, спросил Геннадий Генрихович.
— Двадцать миллионов сегодня отправили, — сообщил Санин, — время 12.45.
— Ты обещал сорок?! — помрачнел Станкевич.
— У меня налоговая инспекция в банке сидит, все документы шерстят!
— А мне плевать! — оборвав банкира, выкрикнул Хозяин. — Я обещал, что придет сорок, значит, должно прийти сорок!.. Ты все понял?!
— Гена, но мы же с тобой на прошлой неделе все обговаривали, и я считал, что убедил тебя…
— Заткнись!
Станкевич прикрыл рукой микрофон трубки и несколько секунд тяжело дышал, справляясь с волнением. Он ясно помнил весь тот разговор: он, Геннадий, тогда сказал Санину: «Виталик, я понимаю все твои проблемы, но я тебе сделал сорок миллионов, и ты должен отправить сорок. Договорились?» — «Договорились», — ответил Санин, улыбаясь своей восхитительной улыбкой с фарфоровыми зубами. И это был не первый случай, когда обаяшка Виталик пытался вести с ним двойную игру.
«Что ж, надо принимать кардинальное решение, — подумал Станкевич. — Слишком наш Виталик стал самостоятельным».
— Але?.. Але?.. Я тебя не слышу… Геннадий Генрихович?.. — нервно повторял Санин. — Гена, ну что за фокусы?! У меня нет времени на эти игры!
Хозяин поднес микрофон к губам.
— Извини, я взял таблетку и запил глотком воды, — проговорил Станкевич. — Слушай меня внимательно: необходимо, чтоб сегодня же ушла вторая половина…
— Но это невозможно.
— Сегодня! — прибавив металла в голосе, повторил Станкевич. — Я не шучу, Виталий. Ты все понял?
— Ты пойми, что я как в западне…
— Позвонишь вечером на дачу и доложишь.
— Гена, давай поговорим спокойно…
— Вечером жду звонка. Все!
— Геннадий Генрихович!..
Станкевич швырнул трубку. Вошел Кузьма, взглянул на багровое лицо шефа и усмехнулся.
— Все слышал?
Кузьма кивнул, поставил на стол тарелку с
— Его будем менять! — твердо заявил Станкевич. — Мне надоело уже работать с кретином!
— Ты видел, какую он дочери дачку отгрохал в Подушкине? — усмехнулся Кузьма. — Средневековый дворец — с башнями, подвалами, надворными постройками. Архитектура — класс! Думаю, пару «лимонов» выложил, если не больше. Два бассейна во дворе, вода морская, специальную установку купил. Народ в округе шалеет. А рядом же Барвиха, Президент ездит, сукой буду, если он не дал уже указание фээсбэшникам выпотрошить Виталика. Он нежный, слабый, продаст за копейку… — пожирая большой бутерброд с красной икрой, проговорил Кузьма. — Убей Бог, я этого, старик, понять не могу! Ну строй ты чего хочешь где-нибудь на Гавайях. Зачем здесь-то гусей дразнить? Нет, надо всем показать: я, ребята, классный вор! Говорят, какие-то сопляки на него уже наезжали…
— Кто? — помедлив, спросил Станкевич.
— Узнать можно…
— Узнай. А он…
— Обращался, — поняв Хозяина с полуслова, усмехнулся Кузьма. — Кстати, Грязнов самолично держал дело на контроле. Но ничего не накопал. Ни одна из группировок наезд на себя не взяла, номера «мерседеса» оказались фальшивыми.
— Это тебе Санин рассказывал? — думая о своем, спросил Станкевич.
— Ему смысла врать не было. Он так в штаны наложил, что готов был миллион долларов выложить тому, кто их найдет и ликвидирует, — засмеялся Кузьма.
— Найди этих ребятишек, — проговорил Хозяин.
— Я пробовал тогда, но…
— А ты еще попробуй! Не за «лимон».
Станкевич в упор посмотрел на Кузьму, выдержав паузу.
— Я все понял, шеф, попробую еще раз, не за «лимон», а за совесть, как говорили раньше, — доедая пельмени, усмехнулся Кузьма.
— Вот и ладненько! — поднимаясь, улыбнулся Геннадий Генрихович, посмотрел на часы. — Ладно, поехали, надо подготовиться. Завтра большой день!
3
Санин положил трубку, помедлил, но перезванивать и вновь объясняться не стал.
— Да кто он вообще такой?! — выкрикнул вслух Виталик и швырнул в стену со стола массивный бронзовый чернильный прибор. Он отскочил от стены, и по кабинету разнеслись рыдающие звуки. Банкир невольно усмехнулся. Кто-то из латиноамериканцев придумал эту мягкую игрушку из каучука, декорированную внешне под массивную бронзу. Она для того и предназначалась, чтобы ее сбрасывали со стола и швыряли в стену. Этой страшной на вид чернильницей можно ударить по голове, и синяка не останется. Придумали не хуже японцев, которые мастера на подобные игрушки, во всяком случае, Виталик после этого жеста немного разрядился, и ему полегчало.
Санин был словно рожден для того, чтобы сидеть в шикарных апартаментах с кондиционерами и кучей молоденьких смазливых секретарш, ибо сам выглядел как топ-модель с рекламной картинки: стройный, элегантный, с внешностью Алена Делона, не хватало только его обаяния и раскованности, да квадратный подбородок с ямочкой чуть утяжелял лицо. Однако в его сорок пять ему никто не давал больше тридцати, редкие седые волосы он тщательно закрашивал, и молоденькие девочки, естественно, бросали на него жадные взоры, ибо весь лощеный и изысканный облик Виталика словно говорил им: берите меня, пытайтесь завоевать мое сердце, ибо я богат и смогу сделать вас счастливыми. Молоденькие шлюшки с острым обонянием сразу же улавливали этот запах райского наслаждения и липли к нему как мухи на мед. И Виталик редко кому из них отказывал, но долгого рая не бывает. Он уходил, они закатывали истерики, и смирялись, получив новую шубу или путевку в Анталию. Санин научился легко и красиво прощаться.