Гонцы смерти
Шрифт:
— Я в этом не сомневаюсь, — согласился Басов.
— Могу я не отрабатывать двух месяцев?
— Конечно. Если у вас есть какая-то работа на примете, куда вас примут завтра, то я готов отпустить вас.
— Спасибо за вашу доброту, — язвительно проговорила Вика. — Вы приняли разумное решение! Прощайте, Илья Евгеньевич, надеюсь, что мы больше никогда не увидимся.
Басов ничего не ответил. Оскорбленная Вика пулей вылетела из кабинета, хлопнув дверью. «Вот уж кому-то достанется стервоза! — вздохнул Басов. — Не приведи Господь!»
Он набрал телефон отдела кадров и дал его начальнику нагоняй за то, что он не исполняет своих прямых обязанностей. Приказ был подписан вчера днем,
— Я всех оповестил, Илья Евгеньевич, кроме Корецкой, — стал оправдываться начальник отдела кадров, который, как опять же донесли доброжелатели, попивал тайком горькую, причем делал это в конце дня уже на работе. — Вчера во второй половине дня ее в институте не оказалось, а сейчас мне сообщили, что она находится у вас…
— Я ее уже известил, если она захочет уйти сразу, то ей не надо отрабатывать два месяца. Вы меня поняли? — спросил Басов.
— Так точно, Илья Евгеньевич! Будет сделано! — отрапортовал бывший подполковник.
Басов решил на десять минут заехать к племяннику, чтобы потом отправиться все же на обед к Анне Петровне. Она холодный свекольник сделала с овощами да зразы на пару. По части кулинарных талантов Аннушка даже превосходила его покойную жену. Сергей и тот оценил эти достоинства. И стол сервировала так, что подниматься из-за него не хотелось.
Сергей был снова не на шутку встревожен и мерил шагами комнату. Едва Илья Евгеньевич вошел, он протянул ему «Московский комсомолец», где писали об инсульте Кромина. Статейка шла под интригующим заголовком «В России опасно быть вице-премьером». И хотя там не сообщалось, что инсульт был вызван искусственно, но племянник почему-то был уверен, что сработал опять его аппарат.
— С чего ты взял, что это твой «фантом»?! — рассердился Илья Евгеньевич. — Тогда давай составляй списки инсультников и всех заноси в свои жертвы! Этим молодцам только и нужно, чтобы захватить внимание читателей да похлеще преподнести заурядную информацию, и ты первый у них на крючке!
— Я чувствую… — ответил Сергей. — Видно же, что идет большая игра, кому-то неудобен был Шелиш, а теперь его единомышленник Кромин и кто-то старается вывести в вице-премьеры своего протеже. Это же видно! Просто сейчас они действовали более тонко и осторожно. Я должен повидаться со следователем Турецким и рассказать ему все. В случае с Шелишем он, видимо, догадался, а случай с Кроминым обойдет, хотя здесь надо искать их личного врага. Причем я чувствую: он где-то совсем рядом с ними, чуть ли не их друг, я чувствую, дядя!.. — Басов-младший с мольбой посмотрел на дядю.
Илья Евгеньевич нахмурился, вытащил из «дипломата» бутылку вина, которую вез к Анне Петровне, попросил Сергея открыть ее, набрал номер телефона.
— Аннушка, я с полчасика задержусь. Непредвиденные обстоятельства… Нет-нет, я обязательно буду, только попозже… Хорошо, целую тебя!..
Басов положил трубку. Сергей разлил киндзмараули по бокалам. Они выпили.
— Это не московский разлив, — удивился Сергей.
— Мой грузинский коллега с оказией прислал несколько бутылочек, — сообщил Илья Евгеньевич. — Не могут у нас для всех делать хорошие вещи.
Он помолчал, как бы обдумывая слова племянника. Ему нетрудно было понять чувства Валериана Володина, переживавшего за то, что его изобретение служит злым силам. Истории науки известна судьба Оппенгеймера, Нильса Бора, Андрея Сахарова, переживавших за то, что человечество, едва укротив атом, занялось не строительством электростанций, а атомными бомбами. Творец, безусловно, несет ответственность за свое открытие, но только в том случае, если он сам разрешил, позволил его использовать во зло. А этак и первого изобретателя топора можно
— Что мне тебе сказать, Сергей? — допив вино, заговорил Илья Евгеньевич. — Когда мы вместе принимали решение о твоем новом рождении, я просил тебя крепко взвесить все про и контра, семь раз подумать и ответить: да или нет. А ответив, не возвращаться заново к прежним долгам и привычкам, не мучиться оттого, что ты не Володин, сирота безродная. Ты обретал отца и дядю, которые брали на себя ответственность за тебя. И это, ты знаешь, была не игра. Я сегодня не столько числю тебя в своих племянниках, сколько люблю тебя, как сына. Вот ведь какая притча. И тут уже пути назад нет. Пойми, мне будет не то что стыдно, что я принимал участие в этом обмане, мы никакого вреда этим поступком никому не принесли, мне будет больно оттого, что ты уже не сможешь вернуться к имени Сергей Басов, ибо нельзя дважды войти в одну и ту же реку. А значит, я потеряю сразу и племянника и сына. Поможем ли мы следствию, не уверен, а вот тем мафиози, которые тебя искали, непременно, и этот Турецкий защитить тебя от них не сможет. Наше государство даже привычки такой — защищать свидетелей — еще не заимело, слишком мал демократический градус преобразований.
Вот теперь и суди сам: что приобретем мы с тобой и что потеряем. И потери, я вижу, будут значительнее по всем позициям. А дальше поступай сам как знаешь. — Голос у Ильи Евгеньевича захрипел, нелегко ему дались эти слова, ибо он уже видел, что Сергей все решил. Решил идти прямо сейчас, не откладывая.
Басов замолчал, ожидая ответа Сергея. Он перестал метаться по комнате, а сидел в кресле и, казалось, безучастно смотрел в окно. Внутренне он успокоился. Только каково его решение: окончательно рвать связь с Басовым или же наоборот? Академик понимал и другое: хоть легко вроде бы Валериан вписался в его семью, но все равно он не мог расстаться с тем прежним, детдомовским Володиным. Ведь в Клину оставался детский дом, его воспитавший, был жив еще директор Владимир Саввович Ивлюшкин, кого он почитал в свое время за отца, и нянюшки, кому раньше Валериан писал по праздникам поздравительные открытки, приезжал в гости. И порвать эту ниточку оказалось труднее, нежели образовать другую, басовскую. Он и мучился оттого, что не может раз в год съездить к ним, накупить подарков, постоять у родных окон, увидеть родные лица. Валериан Володин был сентиментальным человеком.
Илья Евгеньевич украдкой посмотрел на часы: тридцать минут истекло, и Аннушка Петровна его уже нервничает, выглядывает в окно, заново ставит все подогревать, не зная, какие сложные проблемы задерживают ее избранника.
— Ты, наверное, проголодался? — спохватился Сергей.
— Нет, я обещал к Аннушке заехать.
— Поезжай, что же ты ее томишь, — грустно улыбнулся он. — Никуда я не пойду. Ты прав, дядя, маета моя пустая и доводы твои серьезные. Мы уже построили нашу семью. Разрушать легко, а строить трудно. Извини, что я дергаю тебя по этим пустякам, но мной временами точно бес понукает, покоя не дает. Что в институте?