Гонец московский
Шрифт:
– Что волки всю ночь?
– Да выли же! – взмахнул рукой купец. – Ты же сам спрашивал!
– Да? Точно, – кивнул парень. – Спрашивал. Так, говоришь, всю ночь?
– Знаешь что? – рассердился смолянин. – Может, ты и боец хоть куда, и братьев-князей московских доверенный человек, а голову мне морочить не моги! Я спать хочу, а твой черед у костра сторожить. Все! – Он развернулся и, отойдя к своим саням, полез под медвежью полсть.
Никита вздохнул, пожалев, что вот так вот, невольно, обидел хорошего человека. Потом, присев на корточки, поворошил палкой угли костра, подернувшиеся
Взлетели искры, заплясали алыми светлячками в морозной ночи и потухли.
Парень передвинул бревнышки, лежащие поперек костра, чтобы огню было чего грызть. Еще подул.
В темноте испуганно всхрапывали лошади. Вполголоса переговаривались родичи Добряна.
Внимательно оглядевшись – а все ли в порядке? – Никита убрал куклу, ставшую новым жильем дедушки, под овчину, еще хранящую тепло его тела.
Чем бы заняться, коль сон все равно прогнал?
Да чем еще может заняться ученик мастера, желающий достичь уровня учителя?
Никита сбросил полушубок, несколько раз присел, взмахнул руками, разминая плечи.
А потом пошел по кругу внутри кольца из саней.
Удар левой ногой, удар правой!
Удары руками поочередно!
Прыжок с разворотом и удар пяткой!
Кувырок, уход в сторону у самой земли. Подсечка!
И снова удар, удар ногой, уход, отбив…
Почувствовав, что разогрелся достаточно, парень выхватил течи, крутанул их в пальцах и пошел дальше уже с оружием.
Он протыкал невидимого противника, ловил его клинок «рогами» трезубцев, полосовал косыми и поперечными ударами, бил круглыми навершиями эфеса.
Так он упражнялся, пока от спины не повалил пар.
«Пожалуй, достаточно, – решил ученик Горазда. – С мечом вечером позанимаюсь».
Он сунул течи за пояс и принялся плавными движениями успокаивать дыхание – не хватает еще остыть и свалиться с горячкой.
Вдох. Выдох.
Стойка Медведя перетекает в стойку Журавля. Журавль сменяется Оленем, а Олень – Обезьяной.
Что собой представляет последний зверь, Никита представлял смутно, зная о нем лишь из рассказов учителя. Вроде бы похож на человека, только маленький, уродливый, мохнатый и с хвостом. Хорошо, что без рогов, а то вышел бы самый настоящий черт, как его богомазы малюют. Но на удивленные расспросы Никиты Горазд пояснял, что в земле Чинь и южнее ее обезьяна – зверь такой же обычный, как в наших лесах заяц. Бывают обезьяны поменьше – они могут раскачиваться на ветках, зацепившись хвостом. Бывают побольше – они бегают по земле, как собаки, сбиваются в огромные стаи и на окраинах городов подбирают отбросы. А далеко-далеко на юге есть обезьяны бесхвостые, но сам Горазд о таких только слышал.
– Здорово у тебя получается, – отвлек парня негромкий голос.
Вилкас? Точно. Он.
Литвин приподнялся на локте и с восхищением смотрел, как Никита повторяет уроки старого бойца.
– Тебе-то что за дело? – От смущения парень ответил довольно грубо. Подхватил со снега полушубок, накинул на плечи. Уселся у костра.
– Да никакого, – пробормотал Вилкас. – Красиво просто. Выучка чувствуется.
Он выкарабкался
– Я глядел, как брат Жоффрей с мечом управляется, – и половины твоей красоты нет. Будто дрова рубит.
– Ну да! – недоверчиво протянул парень.
– Я смотрел. Он частенько за меч берется, когда думает, что его никто не видит.
– Правильно. Тут сосредоточение нужно.
– Может быть. Я сам не дурак булавой помахать. И против брата Жоффрея выйти не побоюсь. Щит с мечом против щита с булавой. В конном бою с копьем я ему не противник, насадит, как куренка на вертел… А пешими очень даже пободался бы. Но вот против тебя не пошел бы.
– Что так? – прищурился Никита.
– Быстрый ты и гибкий. Ужом вьешься, вербой гнешься. Порхаешь, как мотылек, а жалишь…
– Хватит меня хвалить, а то захвалишь до смерти!
– Э, нет! Тебя перехвалить трудно. Только не пойму – откуда такое умение? Брат Жоффрей против сарацин воевал, в Эпире [102] с разбойниками морскими сражался, в Далмации опять же не тишь да гладь… А ведь он в подметки тебе не годится! А ты молодой… Не, хоть убей, не понимаю я, где ты мог выучиться? Чтобы так драться! Хоть с оружием, хоть без…
102
Эпирский деспотат – средневековое греческое государство, образовавшееся на землях бывшей Византийской империи.
– Не видал ты моего учителя, – вздохнул Никита. – Да и не увидишь уже.
– Что так?
– Умер он…
– Прости.
– Да ладно… Вот кто был настоящими мастером, так это учитель.
– Ну, ты тоже – не промах.
– Это тебе так кажется. Был бы дядька Горазд сейчас здесь, он бы нашел за что меня отругать. Мне, понимаешь ли, Волчок, еще учиться и учиться.
Они замолчали. Никита вспоминал учителя, его едкие, но мудрые замечания. О чем думал литвин, осталось неизвестным.
– Не спите? – спросил Добрян, появляясь из темноты.
– Не спим, – отвечал Никита. – Сторожим вроде как.
– То-то и оно, что вроде как, – сварливо пробормотал охранник. – Меня и не заметили.
– Почему не заметили? – пожал плечами Вилкас. – Я слышал, как ты идешь.
– Что ж не окликнул? Вдруг чужой?
– Был бы чужой, схлопотал бы. – Литвин показал тяжелую палицу, которая лежала у него на коленях. – Будь спокоен, мало не показалось бы.
– Да? – недоверчиво прищурился смолянин. И добавил растерянно: – Собаки пропали.
– Как? – удивился Никита. – Они же с тобой были.
– Были… Лошади прямо взбесились – рвались, чалая путы порвала. Пока мы их успокаивали, пока дров в костры подкинули… Глядь, а нет ни Буяна, ни Белки. – Добрян печально вздохнул. Присел на корточки, протянул ладони к огню.
Никите почему-то показалось, что седой суровый мужик сейчас расплачется. Уж очень привязан был старший охранник к своим лайкам.
– Может, того… Пойдем поищем? – несмело предложил литвин.
– Темно.