Гонец московский
Шрифт:
«И зачем я вам нужен? Позади куча трупов. И конские, и человеческие – ешь, не хочу. Так нет же, бегают, бегают…»
Он принялся считать волков. Насчитал дюжину. Сбился.
А звери все смелели и смелели. Пробегали рядом, всего в паре саженей. Искоса поглядывали на человека, и тогда их зеленые глаза вспыхивали с особенной, прямо-таки колдовской силой.
«Вот же зловредные твари!»
Пока что звери не проявляли открытой вражды. Но Вилкас знал точно – это до поры до времени. Достаточно будет любопытному переярку подбежать к человеку, толкнуть его, как в игру втянется вся стая. И тогда спасти жертву может разве что чудо. В чудеса литвин
Здоровенный рыжеватый с сединой волчара выскочил перед самым носом парня, присел на задние лапы. Взрывая снег, прыгнул.
Вилкас выставил перед собой кибить лука. И вдруг понял, что серый разбойник не собирался атаковать его. Просто попугал. Видимо, пошутил по-своему, по-волчьи. Хищник пролетел рядом, так близко, что щеку обдало ветерком, а в нос ударил запах псины. Двумя легкими прыжками вернулся на дорогу и замер, вывалив язык.
– Suniskas zarnokai [114] !!! – не помня себя от ярости закричал человек. – Sunsnukis! Suo sasuotas! Maisas kailinis [115] …
114
Сучий потрох (литовск.).
115
Сволочь! Пес шелудивый! Мешок меховой… (Литовск.)
Зверь смотрел на него, приоткрыв пасть. Казалось, что он улыбается. Острые уши стояли торчком, пар клубился вокруг, обволакивая лобастую голову подобно облаку. Влажно поблескивали вершковые клыки.
– Ух, я тебя! – Литвин замахнулся луком и добавил с десяток словечек, которые почерпнул у купцов на московском торгу.
Волк выдержал его ругань спокойно. И уши в трубочку не свернулись.
Стоял, глубоко дышал. Капелька поблескивала на кончике его языка.
Позади него, неспешно ступая, появились еще четыре тени. Приблизились, уселись, вперились в человека светящимися глазами.
«Да что же это такое делается? Или я с ума схожу?»
Вилкас, пятясь задом, сошел на обочину. Он пытался и оглядываться через плечо, опасаясь, что падение может послужить толчком для нападения, и старался не выпускать из виду стаю.
Рыжеватый – видимо, вожак – продвигался следом, не сокращая расстояние до человека, но и не давая ему отдалиться. Остальные хищники сидели на дороге.
А вот и подходящая ель. Острые иголочки кольнули литвину шею. Он поежился, но все равно продолжал отступать, чтобы «зарыться» в елку как можно глубже. Тогда спина и бока его будут защищены от нападения.
Обезопасив себя таким образом, Вилкас потянул из-за пояса палицу. Вернее, сперва он хотел воспользоваться для обороны мечом, но подумал, что привычное оружие все-таки надежнее.
Заметив его движение, рыжий волк коротко взрыкнул. Улыбка на его морде мгновенно сменилась настороженным оскалом, заставляя снова и снова задуматься – уж не обладает ли этот зверь разумом, близким к человеческому? Остальные звери, словно подчиняясь приказу, вскочили, прижали уши, оскалились.
– Ах вы, чертово семя! – гаркнул литвин. – Прочь пошли, окаянные!!!
Прикрыв спину, он почувствовал себя уверенней. Бросил татарский
Рыжеватый, припадая к земле, показал зубы.
– Прочь пошел, зверюга!
Вожак прыгнул. Легко увернулся в воздухе от палицы, клацнул клыками перед самым носом человека.
Вилкас ударил с левой. По морде, снизу.
Костяшки отозвались болью, словно кулак попал по замерзшему бревну. Но и волку мало не показалось. Он упал на бок. Перевернулся. Тут же вскочил и ошарашенно затряс головой.
– Поделом тебе! Ишь, баловник!
Услышав этот негромкий, уверенный и чуть насмешливый голос, парень дернулся. Ему нестерпимо захотелось помотать головой, подобно волку. Человек, заговоривший с волками, не таился, стоял в лунном сиянии, которое позволяло разглядеть его сухопарую, плечистую фигуру, одетую в подобие епанчи [116] , только с куколем [117] , скрывающим лицо. Когда он успел подойти? Впрочем, не мудрено, что литвин, чье внимание всецело привлекала волчья стая, мог не заметить появления незнакомца.
116
Епанча (тюрк. «плащ, бурка») – в Древней Руси (ХII век) длинный широкий плащ без рукавов.
117
Куколь – капюшон, колпак, пришитый к вороту одежды
– А ну-ка, отошли! – продолжал человек. Говорил он по-русски, но, вне всякого сомнения, это не был его родной язык. – Я вам что приказывал? Найти и придержать до моего прихода. А вы баловство затеяли. Ай-ай-ай…
Незнакомец высвободил из-под балахона узкую костлявую руку и погрозил хищникам длинным пальцем. Вожак подбирался к нему на полусогнутых лапах, спрятав хвост между задними лапами, а остальные и вовсе упали на брюхо и теперь лебезили, будто дворовые шавки.
– Ай-ай-ай… – повторил человек и покачал головой.
Вилкас хотел спросить: «Ты кто?» – но от волнения из его горла вырвался лишь бессвязный хрип. Он понял одно – нападать на него не будут. По крайней мере прямо сейчас не будут.
Незнакомец заговорил с ним сам.
Сперва подошел поближе – волки ползли следом, виляя хвостами, – помолчал, разглядывая Вилкаса тяжелым пристальным взглядом:
– Так вот ты какой, парень с куклой… Ведь у тебя есть кукла?
Литвин кивнул, сглатывая пересохшим горлом. Откашлялся:
– Есть…
– Покажи! – не попросил, а потребовал человек в куколе.
Парень пошарил за пазухой, вытащил тряпичную игрушку:
– Вот она…
– Так-так-так… Кукла есть, а мальчик вроде бы не похож… – Незнакомец разговаривал сам с собой, что выдавало в нем отшельника, не привыкшего беседовать с людьми. – Не такой какой-то…
– А какого ты ищешь?
Из тени, клубящейся под куколем, послышался сухой смешок.
– Ты держишь куклу в руках? – быстро спросил незнакомец.
– Держу… – опешил Вилкас. – А что, не видно?
– Мне-то видно. И гораздо больше, чем ты думаешь, мальчик. Или вернее будет сказать – jaunikaitis [118] ?
118
Юноша (литовск.)