Гонители
Шрифт:
– Откуда ты взял? – с короткой заминкой спросил Джамуха. – Сороки на ухо настрекотали?
– Сорочий стрекот слушай сам, Джамуха. А мне говорил Даритай-отчигин.
Мы с Хучаром отправили его вымолить у Тэмуджина милостей. Нас он теперь на глаза не пускает… А Тэмуджин и дядю родного чуть было из юрты не выгнал.
Вот каким стал! А о сватовстве Даритай-отчигин слышал разговор Тэмуджина и слуги злых духов – шамана Теб-тэнгри.
Джамуха сжал кулаки, опустил на грязный столик. Подпрыгнули пустые чашки.
– Этой свадьбе не бывать!
– Ты помешаешь? – Алтан издевательски ухмыльнулся.
– Посмотришь… Я
– Куда?
– Уходи от Тэмуджина по любой дороге и тем спасешь себя.
– Сача-беки себя не спас…
– Ему надо было сражаться с Тэмуджином, а он забавлялся охотой. Если ты готов драться за будущее своих детей – ищи меня.
– Уговорил! – с прежней усмешкой сказал Алтан. – И я, и Хучар, и Даритай-отчигин рысью примчимся к тебе, гурхан Джамуха. Но для этого тебе надо сделать одно небольшое дело – расстроить свадьбу детей Тэмуджина и детей Нилха-Сангуна.
– Я сказал: свадьбы не будет. Но смотри, Алтан… Если и в этот раз вы дрогнете, вам не жить.
Небо на востоке слегка побледнело, когда Джамуха покинул юрту Алтана.
Сел на лошадь, подобрал поводья, сказал еще раз:
– Смотри, Алтан…
Нойон стоял у входа, скрестив на животе руки, поеживался от прохлады.
– Где твои нукеры?
– Я приехал один.
– Один?! Ты смелый человек, Джамуха…
Глава 3
В сопровождении десятков нукеров Хасар ехал по степи. Палило полуденное солнце. Шлем, притороченный к передней луке седла, слепил глаза жарким блеском позолоты, а когда Хасар прикасался к нему – обжигал пальцы.
Лошади дышали часто и трудно, с взмыленных боков на черствую траву падали хлопья грязной пены. Воздух был горек. Он обдирал пересохшее горло.
Утомленные, одуревшие от зноя нукеры вяло переговаривались: «Эх, попить бы чего-нибудь холодненького!..», «В тени бы полежать». Хасар и сам устал, его, как и нукеров, мучила жажда, но он мог бы без питья и отдыха скакать еще очень долго. Он гордился своей выносливостью. Его жилистое, упругое тело не знало усталости. При нужде он мог не слезать с седла целые сутки. Но сейчас такой нужды не было. Старший брат поручил ему ничтожное дело – проверить, не утаил ли кто из нойонов стад и табунов. Ему ли считать хвосты и головы!.. Разить врага мечом и копьем, первым врываться на коне в чужие курени – вот его дело. Но старший брат шлет его из одного края улуса в другой, как простого нукера. По праву рождения он должен быть первым в улусе после хана. А Тэмуджин отдалил его, зато приблизил шамана Теб-тэнгри, дойщика кобылиц Боорчу, сыновей кузнеца Джэлмэ и Субэдэя, пленного тайчиутского воина Джэбэ… Чужих людей из чужих племен держит у своего стремени, а родные братья…
– Э-э, юрта! – крикнул один из нукеров.
Они подъехали к низине, плешивой от солончаков – гуджиров. На пологом скате у бьющего из-под земли родника стояла обшарпанная юрта, рядом пасся конь под седлом, чуть дальше, где вода родника растекалась широкой лужей, плотной кучей стояли кобылицы с жеребятами, отбиваясь хвостами от оводов.
Вдали темнела еще одна юрта.
Соскочив с коня, Хасар набрал пригоршни прозрачной ледяной воды, плеснул на горячее лицо, на шею, громко фыркнул. Гремя стременами, оружием, нукеры расседлывали коней…
Из
– Ты чей раб?
– Твоего дяди, великий нойон, Даритай-отчигина. Меня зовут Кишлик. Он приподнял голову, по испуганному лицу катились капли пота.
– Встань, Кишлик. Ты чего так напугался? Мы не враги. Один живешь?
– С женой, великий нойон.
– А в той юрте кто живет?
– Тоже пастух стад твоего дяди. Бадай его имя, великий нойон.
– У тебя есть кумыс, Кишлик?
– Кумыса нет. Но есть кислый дуг. – Кишлик вскочил на ноги, заглянул в юрту, тихо позвал:
– Бичикэ, иди сюда.
Сам побежал к роднику, раздвинул траву, выволок из воды бурдюк, притащил к юрте.
– Хороший дуг, великий нойон, холодный, зубы ломит. Бичикэ!
Жена Кишлика вышла из юрты с рогом в руке, наклонилась, нацедила напитка, подрагивающей рукой протянула Хасару. Дуг был и в самом деле холодный. Хасар пил с остановками, цокал языком. Нукеры жадно смотрели на него, облизывали пересохшие губы.
– Еще!
Бичикэ снова наполнила рог, подала. Широкий рукав халата скатился, обнажив не тронутую загаром руку с мягкой, шелковистой кожей. С руки Хасар перевел взгляд на лицо Бичикэ. Оно рдело от смущения, но в глазах была не робость – любопытство. И еще была в ее лице какая-то влекущая к себе свежесть. Хасар хмыкнул, запрокинул голову, широко разинул рот и, как в ведро, вылил дуг из рога. Бичикэ удивленно ахнула, засмеялась, но тут же зажала ладонью рот. Хасар улыбнулся, положил руку на ее плечо.
– Дай попить моим молодцам… И приготовь хороший ужин.
– У нас ничего нет, кроме твердого, как камень, хурута, – сказал Кишлик. – Из чего моя жена приготовит хороший ужин?
Муравьи ползали по его босым ногам. Кишлик одной ступней почесывал другую, встревоженно посматривал на Хасара.
– А тот, Бадай, кого пасет? – Хасар кивнул в сторону чернеющей вдали юрты.
– Овец.
– Вот и вези овцу. Да, считал ли кто-нибудь овец и этих кобылиц?
– Не знаю…
– Ну, поезжай…
Хасар зашел в юрту, снял тяжелый пояс с оружием, лег на постель из невыделанных шкур. Тут было немного прохладнее, чем под горячим солнцем.
Лениво потянулся, позвал:
– Бичикэ!
Она вошла в юрту. Хасар велел снять с его ног гутулы. Обхватив одной рукой носок, второй – запятник пропыленного гутула, она потянула на себя.
Гутул сидел туго. Босыми ногами Бичикэ твердо уперлась в землю, литые икры напряглись, влажные губы приоткрылись. Сильна, ловка, красива…
Стянув гутулы, она вытерла капельки пота с лица, подняла на него глаза, молча спрашивая позволения уйти.
– Подожди, Бичикэ… Теперь сними халат.
Она склонилась над ним, нерешительно взялась за полу. Хасар засмеялся.
– Не мой. Свой халат сними.
Цветком степного мака вспыхнули уши Бичикэ. Он схватил ее за руки, притянул к себе. Бичикэ упруго, как большая, сильная рыбина, рванулась и отлетела в сторону. Вскочила с резвостью сайги на ноги, попятилась к выходу.
– Стой!
Бичикэ остановилась. Глаза ее стали широкими от испуга. В повороте головы, во всем чуть согнутом теле угадывалось желание сорваться, бежать без оглядки. Хасара забавлял ее испуг, влекла к себе упругая сила молодого тела, но было очень уж жарко, и он знал, что никуда она не убежит.