Гонконг
Шрифт:
– Я им сказал: что же ваша королева скупится? – говорил Васильев.
– Помнишь, как старик Фофанов у Букингемского дворца сказал шотландскому гвардейцу, мол, что же тебе королева на штаны денег пожалела?
Матросы засмеялись.
– Вы им не поминайте про королеву, – строго сказал Сибирцев. Сам он тоже получил десять фунтов стерлингов со щедрой руки Стирлинга.
У китайцев на базаре хорошая еда и стоит гроши. А шли как раз по базару, точнее через базарчик, который раскинулся перед доками мистера Купера-младшего. Рабочие могут перехватить тут в любое время.
– Эй, джангуй, – обратился Грамотеев к китайцу, открывавшему
Торгаш поднял широкий дощатый ставень и подпер его деревянной меркой, раза в полтора побольше нашего аршина.
– Сольти ё?
Матросы расхохотались, а джангуй вспыхнул от ярости, стал плеваться и кричать.
Алексею опять подумалось, что народ наш выживает за счет своих наклонностей к юмористике. «Сольти» – это соль. «Ё» – это как будто по-китайски «надо».
– Ты что у него спросил?
– Да так... – уклончиво ответил матрос.
– Они работают не на валло-валло, а на юли-юли, – говорили сзади про каких-то лодочниц.
Сибирцев остановился у обжорки, где развешено и разложено мясо, и, посоветовавшись с Масловым, указал хозяину на свежее свиное стегно.
– Чифан! Кушать, – пояснил Сибирцев, показывая себе на рот, но никто из китайцев с места не тронулся.
– Доши чена? [53] – спросил Маслов на жаргоне, показывая рукой, что берет.
– It is very dear for you [54] , – нахально ответил старший торговец.
53
Сколько стоит?
54
Это очень дорого для вас.
Уже все знали, что у пленных были деньги, но больше не осталось.
Сибирцев, примерно зная цены на хорошее мясо, вынул два больших мексиканских доллара, оба с клеймами банкирской фирмы мистера Вунга, кинул их на колоду и велел отвязать свиное стегно и выбрал кусок говядины.
– О-е-ха! – китаец сразу засуетился. – Пожалуйста, пожалуйста! – вмиг меняясь, весело сказал он и снял куски.
Тут же, на открытом воздухе, пошла и варка и парка.
Китаец спросил, что готовить из свинины и что из говядины. Разрубил мясо, двое китайчат живо измололи его в большой мясорубке, раскатали уже готовое тесто из отличной белой крупчатки. Молодой китаец – видимо, старший сын хозяина, повар – изрезал говядину на куски. Китайцы живо разложили начинку с луком и завернули огромные пельмени, величиной с пирожок. Сам хозяин стал бережно укладывать их на деревянную решетку на горячий пар над котлом. Все прикрыли деревянным колпаком и полотенцем. Даже самовар есть у этого лавочника! А китайский самовар – роскошь богатых домов.
Молодой повар заварил в самоваре тончайшие ломти говядины, как и попросил Алексей. Он впервые видел приготовление этого роскошного кушанья, когда был в конторе у мистера Вунга.
Матросы помогали хозяевам: резали лук, катали тесто. Народу много, и работы много. Грамотеев готовил паровые пампушки. Мартыньш крошил курицу. Где-то уже побывали наши матросики и чему-то научились. Не у тех ли лодочниц с валло-валло и юли-юли?
Целая гора пирожков появилась перед рассевшимися на циновках. Ложка у матроса всегда с собой за голенищем сапога. Поначалу получили по чашке цаху –
Китайцы догадывались, что времени терять нельзя, матросы спешат; Купер – белый дьявол, опоздать опасно.
Каждый едок зажал в кулаке по пучку зеленого лука. Запили зеленым чаем, поблагодарили хозяина.
Перекрестились. Надели фуражки и пошагали к Куперу.
– Английска адмирала один фунт стерлинг, – пошутил, прощаясь, китаец-хозяин, – ваша приятель, лейтенанта, один шиллинг.
Китайцы, как заметно, знали всех офицеров. Они Николая Шиллинга недолюбливали. Впрочем, барон не давал спуска никому, даже перед Стирлингом и Эллиотом не ударил лицом в грязь, поддерживая престиж России.
Глава 21
КУЗНЕЦЫ И МОЛОТОБОЙЦЫ
На прошлой неделе, когда речь зашла о посылке первой партии пленных матросов на работу на доки, Пушкин велел Алексею Николаевичу съездить к Куперу и договориться обо всем.
На вопрос об условиях и оплате Купер ответил, что еще рано решать, надо посмотреть, что сумеют делать и как работают. Тогда известно станет, кого и куда определять и сколько кому платить.
Ничего не скажешь! Люди дела! Нельзя и заикаться, мол, извольте сначала накормить.
Не будешь же на доках жаловаться хозяину или мастеру, что их же адмирал морит наших людей голодом. И что с утра они щелкают зубами как волки. Ведь все согласно закону. Тяжелы колеса казенной бюрократической машины. Горе тому, кто под них попадет, да еще на чужбине, где сердца еще черствей наших и никого не разжалобишь. Да, он прав! Покажи, как работаешь!
Придя под навес, где протянулась череда горнов и наковален, матросы, как всегда перед работой, снимали верхние рубашки, аккуратно укладывали их в отделения на полке. Надевали на себя старую рабочую одежду из почерневшей парусины.
Мастер за столом в конторке передал унтер-офицерам чертежи и размеры поковок. Алексей Николаевич переводил и пояснял. На тачке китаец подвозил чушки железа. Горны запылали, задышали. Другой китаец крутил поддувальное колесо. Струи воздуха ударили, раздувая пламя. Понемногу краснели железные слитки. Кузнецы и молотобойцы надели фартуки и встали к наковальням. Васильев захватил горячий слиток огромными щипцами и кинул на круглый стальной стан. Ударили молоты. Васильеву сегодня надо отковать части руля. На соседнем горне Мартыньш кует скобы для крепки деревянного судна. Куются звенья пароходной цепи. Еще заказана обшивка для форштевня деревянного судна, клепки разных размеров для железного парохода, гвозди, штыри; работы много. И нельзя сказать, что работа скучная. После того как у входа на доки поели у китайца – не пожалел Сибирцев и расплатился из своих десяти фунтов за еду, чтобы не ныть, – работать можно, сегодня покажем.
Васильеву начинает тут нравиться. Под соседним навесом китайцы формуют землю. Сибирцев сказал, будет отливаться вал для парохода. Будто он слыхал, что валы для винтовых железных судов получаются из Англии, но и тут их отливают и обрабатывают. В литейной металл варился в печке вроде нашей пудлинговой. Мастер в черных очках подходил к заслонке и заглядывал. Дальше молотами и кувалдами бьют здоровенные полуголые китайцы, «глухари» – как у нас называют клепальщиков железных судов. Оттуда идет сплошной гул и грохот – такой, что глохнешь.