Гонщик
Шрифт:
– Можно похитить из клиники Руческела, – предложила Тина.
– Если его не успели арестовать. Сегодня я еще не запрашивал сводку новостей, – Стив повернулся вместе со стулом и включил компьютер.
На экране появился текст, сбоку замелькали картинки. Как выяснилось, Гонщик и Тина обладали схожими вкусами: оба предпочитали получать информацию через сеть – голые факты, не приправленные эмоциями и комментариями журналистов, – а выпуски ВНН, которые транслировались по телевидению, смотрели редко.
– Стоп! – приказал вдруг Стив, изображение замерло. – Он сбежал!
Текст сообщал о том, что около двух десятков известных и уважаемых граждан Ниара – бизнесмены, ученые, кинозвезды, – а также несколько граждан других миров, которые в настоящее время находятся
– Отлично! – Тина усмехнулась. – Их теперь завалят исками о возмещении морального ущерба. Скоро эта новость дойдет до других миров – и тогда еще не то начнется!
– Мы должны узнать, связан ли с «Перископом» Генлаор. Если да, нужно найти доказательства, чтоб он не смог отвертеться. Бизнес-новости!
Повинуясь команде, текст опять заскользил по экрану, но вскоре замер. Виллерт Руческел задолжал «Галактическому лидеру» крупную сумму, и поэтому в соответствии с пунктом 16 договора об аренде его завод, выпускающий дезодоранты, еще две недели назад перешел в собственность корпорации, о чем и сообщили сотрудники «Лидера» прилетевшим на Криол судебным исполнителям.
– Ну что ж, косвенное доказательство налицо, – Гонщик кивнул на экран. – Я должен побывать на этом заводе. Тина Хэдис, киборг, частное лицо! – Когда появился новый текст, он пробормотал: – Вот это мне уже меньше нравится…
Тину разыскивали в связи с убийством двух грабителей. Главный прокурор Хризополиса предлагал ей незамедлительно явиться в прокуратуру девятого сектора столицы для дачи показаний. Ее банковский счет был арестован, яхта в космопорте опечатана.
– Пустяковое дело, – Тина пожала плечами. – Один из бандитов целился в меня из лазерного пистолета – есть несколько свидетелей, в том числе полицейский. Со мной такое не в первый раз. Я легко смогу доказать, что это была вынужденная самооборона! Бюрократические формальности…
– Не только, – хмуро возразил Стив. – Я знаю Генлаора. Его люди наверняка установили наблюдение за прокуратурой девятого сектора. Если ты там появишься, тебя убьют.
– Но мне нужны деньги и яхта. Там осталось много вещей, которые могут нам пригодиться.
– Вещи мы заберем. А потом, когда покончим с Генлаором, ты сходишь в прокуратуру и уладишь свои дела. У тебя есть адвокат?
– Есть. Надеюсь, что он тоже предъявит «Перископу» иск от моего имени.
Тина старалась подавить досаду: счет на Ниаре у нее был не очень большой, но невозможность добраться до своих денег и до яхты все равно раздражала.
– Тебя также разыскивает частное лицо, некий Хогерт Тейкаб, – глянув на экран, добавил Стив.
Она стиснула зубы: неприятности редко приходят поодиночке!
– Манокарский агент?
– Маньяк, – вздохнула Тина. – Он еще на Незе ко мне привязался.
– Маньяк? – недоверчиво переспросил Гонщик. – И он до сих пор жив?
– Это маньяк-мазохист. Несчастный, больной человек, от него очень трудно отделаться. Он решил, что я – именно та женщина, которая ему нужна. Стив, только попробуй засмеяться…
– Не буду смеяться – аппаратуру жалко. Мы с тобой за тридцать секунд все тут разнесем.
Тина улыбнулась. В конце концов и эти проблемы останутся позади. Ниарская бюрократия и Хогерт Тейкаб – еще не самое худшее, с чем ей приходилось сталкиваться.
– Криол! – приказал Стив, повернувшись к компьютеру.
Криол, спутник Олимпа, не имел атмосферы. Его ледяные ландшафты сверкали под звездным небом, как темное стекло, несколько принадлежащих «Галактическому лидеру» предприятий прятались под
– Я попробую туда попасть. Лучше с этим не откладывать.
– Ты хочешь телепортироваться на другую планету?
– Почему бы и нет? По-моему, расстояние тут особой роли не играет, главное – точно знать, где хочешь оказаться. Видимо, когда мы спасались от андроидов, у меня мелькнула мысль об Испанском архипелаге, и мы как раз там и очутились.
– А если ты окажешься посреди открытого космоса?
– Вернусь обратно, – пожал плечами Стив. – Я надену скафандр.
– Лучше добраться на яхте до Олимпа и лечь на орбиту. По крайней мере, я буду рядом.
– Засекут. Олимп на три четверти принадлежит «Галактическому лидеру». Они знают мою яхту.
– Давай тогда пойдем вместе!
– Один человек привлечет меньше внимания. Вся будет в порядке.
Он загримировался, надел скафандр, кобуру с дезинтегратором. Прикрепил к шлему замаскированную под фонарик видеокамеру и исчез.
Тина устроилась на стуле, скрестив на груди руки. Теперь оставалось только одно – ждать.
Ей было девять, когда умерла мама. В течение последних двух лет та редко вставала с постели и выходила из комнаты. Обычно это случалось по воскресеньям, когда, по традиции, полагалось «приветствовать господина главу семейства». Отец сидел в кресле: бледный, строгий, с неподвижным утомленным лицом, иногда в парадном мундире администратора второго уровня, иногда – в расшитой золотом пижаме. Жены со своими детьми и прислуга выстраивались перед ним в ряд и замирали, глядя в пол. Он мог продержать их так от пяти минут до полутора часов, в зависимости от своего настроения. Потом вздыхал («я забочусь о вас, а вы ничем не способны меня порадовать» – примерно так можно было расшифровать этот сдержанный и вместе с тем выразительный вздох) и негромко бросал: «Подойди, Милара!» Миларой звали маму – как старшая жена, она приветствовала отца первой. Тот выслушивал отчеты о домашних делах за прошедшую неделю, хвалил тех, кто примерно выполнял свои обязанности, и назначал наказания провинившимся. Весь идиотизм этого ритуала Тина смогла в полной мере оценить лишь после того, как просмотрела достаточное количество инопланетных передач и составила более-менее связное представление о жизни внешнего мира. Но это произошло позже, ключ от кабинета с видеоаппаратурой она стащила, когда ей исполнилось тринадцать. А тогда, стоя на шаг позади мамы в «зале приветствий» с белыми стенами, высокими окнами и портретом президента в позолоченной раме, она думала только о том, что жизнь – не очень приятная штука, особенно по воскресеньям. Ей казалось, что человек в кресле никого не любит, и она его тоже не любила.
Случалось, что отец назначал наказания ей – за плохую отметку, за небрежно заправленную постель, за то, что сломя голову носилась по коридору (бегать можно мальчикам, а не девочкам!), за пятно грязи на пальтишке для прогулок и т. п. Тина терпела удары, стиснув зубы, а потом, забившись в какой-нибудь темный угол, подробно, во всех деталях представляла, как расправляется с теми, кто ее бил. Например, как она берет нож и втыкает его в горло служанке, которая отстегала ее плетью. Или как сидит за пультом аэрокара и на бреющем, над самой землей, полете сбивает лакея, по приказу отца оттаскавшего ее за ухо – «за то, что невнимательно слушала госпожу учительницу на уроке хороших манер и получила замечание». Эти кровавые фантазии помогли ей пережить детство и не сломаться. Сейчас, будучи взрослым человеком, Тина сознавала, что определенный запас жестокости в ее душе с той поры остался – так же, как на теле человека, переболевшего шиайтианской серой оспой, остаются после выздоровления глубокие рубцы. Иногда, в драках, это прорывалось наружу (недаром ведь Хогерт Тейкаб увязался за ней после стычки с хулиганами в Кеодосе). В остальное время она старалась держать себя под контролем, и это ей удавалось – раз даже силарские тесты не выявили у нее никаких антисоциальных наклонностей.