Гопак для президента(Аполитичный детектив)
Шрифт:
— Может быть, — подтвердил Денис.
— О господи… И как он отреагировал на материалы о себе?
— Высокие договаривающиеся стороны не обманули взаимных ожиданий. Кандидат в президенты выразил удовлетворение, что именно я держу его за яйца, но попросил предупредить заранее, если я вдруг вздумаю покрепче сжать руку
Глава 27
Черный «БМВ» выехал со двора на перекресток улиц Розы Люксембург и Клары Цеткин, повернул на Карла Либкнехта и остановился на светофоре. Проскочив короткую Коммунистическую, вновь остановился на перекрестке.
По наблюдениям Дениса, новых домов в городе не прибавилось, зато на старых, прикрывая облупившуюся штукатурку, красовались рекламные щиты с призывами отовариваться в супермаркетах «Шериф», заправляться на заправках «Шериф», болеть за футбольную команду «Шериф».
— Ну, в самом деле, — сонно пробормотала Марина, обратив внимание на рекламу. — Почему бы и нет? Разнообразие утомляет. Когда я стану старой и богатой, я создам корпорацию в Штатах и назову ее как-нибудь оригинально. Например, «Участковый» или «Оперуполномоченный». И корпоративные цвета будут как на милицейских погонах. Поможешь мне придумать слоган?
— Обязательно, — сказал Денис.
Он проехал мимо мемориала с вечным огнем. На постаменте все так же стоял танк, первым ворвавшийся в город в Отечественную, а через дорогу — конный памятник Суворову. В сотне метров выше по улице на солидном постаменте по-прежнему стоял памятник Ильичу перед высоким белым зданием. Раньше там размещался городской комитет партии, а теперь Верховный Совет независимой республики, одна треть граждан которой имела российское гражданство, одна треть — молдавское, а еще одна треть никуда не выезжала и посему гражданство имела местное.
Улица Ленина круто повернула направо и превратилась в короткую улицу Правды. А вот и Бородинка, самое высокое место города. И зеленые ворота воинской части. Тогда, двенадцать лет назад, тут был полк связи Российской армии, около ворот толпились женщины, требуя командующего, и среди них метался будущий президент республики, такой же озлобленный и растерянный, как и все остальные. Молоденький солдатик с рупором на крыше проходной чуть не со слезами в голосе требовал отойти от ворот, но его не слушали, потому что отсюда видны были столбы черного дыма над горящими Бендерами, слышалась стрельба, и нескончаемой колонной шли оттуда машины с беженцами.
— Ты чего головой вертишь? — спросила Марина, видевшая по сторонам лишь провинциальный скучноватый город с черешнями и шелковицами вдоль дороги.
— Интересуюсь, — сказал Денис. — Вспоминаю… Вон, видишь мост? Это Парканы, там высокая насыпь. Когда ополченцам раздали оружие, они заняли оборону на насыпи, в ста метрах от своих домов, а жены носили им в обед борщ и хлеб. Обстоятельные такие мужики-колхозники. Нас там обстреляли с Ромкой, едва мы с камерой высунулись над насыпью. Мужики за ноги стащили вниз и обматерили по первое число. А тут, на мосту, стоял сгоревший танк. Они хотели одним броском переметнуться на эту сторону, пустили несколько танков, а когда два сразу же сожгли, таких попыток больше не было. Мы боялись,
— О господи, что за страсти ты рассказываешь, — сказала Марина. — Когда это было?
— Двенадцать лет назад.
— Давно.
— Да, в прошлом веке, — ответил Денис и подумал, что для этой молодой женщины что двенадцать лет назад, что двадцать пять — разница небольшая. С тем же успехом он мог бы рассказывать о партизанских отрядах Ковпака или конниках Котовского, хозяйничавших в этих местах.
— У тебя в голосе даже как будто ностальгия проскальзывает…
— Все, что происходит в молодости, вспоминается с ностальгией.
— Страшно было?
— Страшно? — Денис задумался. Страшно не было, но вовсе не потому, что он такой смелый, бывали в его жизни моменты, когда было страшно. В то время его не отпускало странное чувство, объяснения которому он так и не нашел. Для себя он это назвал — чужая война.
Была холодная ярость при виде заполненных трупами школьников рефрижераторов в расстрелянных Бендерах. Война началась как раз в ту ночь, когда у десятиклассников проходил выпускной бал. Девчонки были в белых платьях, а ребята в белых рубашках и галстуках.
Было ощущение полного бессилия и комок в горле, когда шальной пулей у него на глазах убило подростка. Мальчишка вел велосипед с закрепленным на багажнике ящиком спелой черешни. Пуля попала в спину напротив сердца, и кровь мальчишки смешалась на асфальте с соком раздавленных черешен.
И было горькое недоумение при виде снайперши-наемницы откуда-то из Прибалтики. На восьмом этаже в угловой квартире долго чернел провал на месте окна. Ее точку вычислили и жахнули по ней из гранатомета, а потом, оглушенную взрывом, выбросили из окна. Ромка ездил туда фотографировать, а вечером они открыли трехлитровую бутыль коньячного спирта и напились до полного беспамятства.
— Конечно, было страшно, — сказал Денис.
— А вы знаете, что Денис Гребски утром прилетел в Сан-Франциско? — спросил сенатор Дженкинс. Он вернулся с Украины и рассказывал Петру Сергеевичу о поездке, потягивая через соломинку ледяной сок.
Петр Сергеевич не знал, в чем и признался не без раздражения.
— Да-да, — сказал сенатор, умолчав, что ему самому об этом сообщил по телефону Ляшенко, с которым сенатор встречался и долго беседовал в Киеве.
— Допустим, — стараясь подавить злость на свою службу безопасности, буркнул Казаренко.
Сенатор Дженкинс понимал состояние своего собеседника, однако не посчитал нужным быть излишне корректным.
— Не только вернулся, — взглянув на Казаренко, произнес сенатор, — но вернулся с добычей, и, честно говоря, я удивляюсь вашей неинформированности. Как бы он сам не решил воспользоваться наследием «Прозрачности».
— Не успеет, — уверенно сказал Петр Сергеевич. — Вы же понимаете, что оружием эта информация может стать далеко не в каждых руках.
— Ну-ну, — с сомнением проговорил сенатор. — Все-таки я советовал бы вам поторопиться. Сейчас время не на вашей стороне.