Гор. Сага о Джандаре
Шрифт:
На двенадцатый день осады в лагере Па-Кура царило оживление: одному из десантов удалось прорезать проволоку и, прорвавшись к главному водохранилищу города, вылить туда сосуд со смертельным ядом, добываемым из пустынного кустарника. Теперь город мог полагаться только на свои колодцы и дождь. Стало ясно, что продовольствие тоже подходило к концу, и Посвященным, явно не способным удержать город и чье сопротивление было бессмысленно, придется испытать на себе голод и отчаяние населения.
О судьбе Марленуса я не знал. Мне было известно, что он с группой из пятидесяти воинов каким-то способом
Может быть, они захватили дворец вместе с крышей. Но даже тогда они не могли использовать Домашние Камни — у них не было тарнов, и пути отступления были отрезаны. Да и провода в районе главного цилиндра натянуты особенно густо, что делает спасение невозможным.
Па-Кур, конечно, был бы рад оставить Марленуса там, где он был — в руках аритов. Кроме того, он был не настолько глуп, чтобы принести Домашние Камни в свой лагерь и рисковать развалить орду до конца осады. Возможно, что он вовсе не собирался отдавать Домашние Камни своим союзникам, а напротив, продолжить империалистические устремления Марленуса. Сколько может продержаться Марленус? Это зависело от того, есть ли у него вода и продукты, и от настойчивости Посвященных. Во дворце должны были быть цистерны с водой, если Марленус, в качестве предосторожности в виду неустойчивого положения Ара, превратил свой цилиндр в крепость с запасами еды, воды и оружия. Но, в любом случае, мой план насчет Домашних Камней провалился, и Марленус, выражаясь языком игры, был нейтрализован, если не сброшен с доски.
Мы снова и снова обсуждали положение дел. Шансы Ара выстоять были минимальны. Нам оставалось одно — спасать Талену. У меня в голове мелькнул план, но он был почти неосуществим. Казрак заметил, что я пожал плечами и поинтересовался, в чем дело.
— Осаду можно снять, — сказал я, — если армия из тысячи воинов атакует Па-Кура с незащищенной стороны.
— Возможно, — усмехнулся Казрак, — но где взять такую армию?
Я мгновение поколебался, затем сказал:
— Ко-Ро-Ба и, возможно, Тентис.
Казрак недоверчиво посмотрел на меня:
— Ты сошел с ума! Падение Ара для свободных городов — все равно, что глоток ка-ла-на. Это будет праздник. Мосты будут увешаны цветами, польется дармовая пага, будут освобождены рабы, враги примирятся.
— Но сколько это продлится, если на арском троне сядет Па-Кур?
Лицо Казрака омрачилось.
— Па-Кур не разрушит город, — сказал я, — и сохранит как можно больше солдат из орды.
— Да, радости мало.
— Марленус мечтал об империи. Па-Кур не пойдет дальше тирании и угнетения.
— Марленус уже не опасен, — сказал Казрак. — Он изгнанник в своем собственном городе.
— Но Па-Кур как убар Ара — угроза всему Гору.
— Верно, — согласился Казрак, вопросительно глядя на меня.
— Почему бы свободным городам не объединиться, чтобы уничтожить Па-Кура?
— Города никогда не объединятся.
— Им ничего не остается
— Города не объединятся, — повторил Казрак, качая головой.
— Возьми кольцо, — сказал я, — покажи его Правителю Ко-Ро-Ба и Правителю Тентиса, убарам и правителям всех городов. Расскажи им об осаде и о том, что тебя послал Тэрл Кэбот, воин Ко-Ро-Ба.
— Меня, скорее всего, заколют, — сказал Казрак, беря кольцо, — но я пойду.
С тяжелым сердцем я смотрел на его сборы.
— Прощай, брат по мечу, — сказал он, повернулся и вышел из палатки так, как если бы шел на очередное дежурство. Горячий комок застрял у меня в горле, и я спросил себя, должен ли был я посылать друга на верную смерть.
Через несколько минут и я сам собрался и, надев черный шлем убийцы, направился к палаткам Па-Кура. Они располагались напротив главных ворот города, на внешней стороне второго рва. Здесь, на холме, за черной шелковой стеной, томилась Талена. За стеной располагались дюжины палаток его людей и телохранителей, над палатками развивались черные флаги Касты Убийц.
Я проходил рядом с этой стоянкой сотни раз, но теперь решил войти. С бьющимся сердцем я ускорил шаги — пришло время действовать. Было бы самоубийством прорываться на стоянку, но Па-Кур был в окрестностях Ара, руководя осадой, и я мог, если повезет, пройти как посланник. Кто осмелиться преградить путь тому, на чьем шлеме сверкает золотой знак посланца?
Без колебаний я поднялся к страже.
— Послание Па-Кура, — сказал я, — для ушей Талены — его будущей супруги.
— Я отнесу послание, — сказал один из охранников, здоровяк, подозрительно глядя на меня. Он явно впервые меня видел.
— Послание для будущей супруги убара и только для нее, — сказал я сердито. — Ты задерживаешь посланника Па-Кура?
— Я не знаю тебя, — прорычал он.
— Скажи мне свое имя, чтобы я смог сообщить Па-Куру, кто задерживает его посланника.
Последовало напряженное молчание и стражи отступили. Я вошел на стоянку, не имея определенного плана, но чувствуя, что должен поговорить с Таленой — может быть, вместе мы сумеем придумать план бегства. На мгновение я растерялся, точно не зная, где находится ее палатка.
За стеной из черного шелка шла вторая стена из желтых прутьев. Па-Кур был не так беззаботен, как я думал. Вдобавок поверху была натянута проволока. Я пошел вдоль второй стены и повторил свои слова. Здесь меня не стали задерживать, как будто мой шлем сам по себе служил гарантией неприкосновенности. Но зато после ворот меня повела черная рабыня в золотой ливрее, а сзади шли два стражника.
Мы дошли до большого шатра из желто-красного шелка, сорока футов в диаметре и 20 футов высотой…
— Подождите здесь, — сказал я, обернувшись к страже. — Мое послание предназначено для ушей той, кто станет женой Па-Кура и лишь для нее.
Сердце мое билось так громко, что я боялся, что они услышат его удары, но голос был бесстрастен.
Стражи переглянулись, не ожидая такого варианта. Рабыня посмотрела на меня неприязненно, как будто я должен был сделать какое-то непристойное дело, откладывавшееся много раз.