Гора Мборгали
Шрифт:
"Я совершил две непростительные глупости. Одна из них в том, что нужно было держать маскхалат под рукой и вовремя укрыться от самолета. Я должен был предусмотреть эту опасность. Промашка вышла. Вторая глупость в том, что я убежал от звуков музыки. Чего бежишь, кто за тобой гонится? Этого бородача я высижу, может, и выгода какая будет. Еда кончилась, ноги не слушаются. Э-э! Никак, лошадь заржала! Опять, надо же! Скажи, какой я болван! Столько времени тащусь, и ни разу в голову не пришло, что можно лошадь раздобыть, то есть украсть! Откуда донеслось ржание? Оттуда! Сходить, что ли, посмотреть? Поляна - рукой подать. Скорее всего, там и пасется... Далеко не пустил бы, она где-то здесь, ясное дело..."
Гора взялся было за поклажу, но, передумав, пополз к лошади. Спустившись
Гора спрятался за толстую сосну и замер - точь-в-точь как тогда, в окрестностях Икалто.
Раздались звуки шагов, скрип сапог, приминающих снег на сухой хвое. Гора приник к земле, проследил взглядом за бородачом. Тот ступал по лугу твердым, размашистым шагом, но ходьбе его недоставало молодой легкости, он был стариком. Бородач прошел совсем близко, направляясь к лошади. У Горы возникло ощущение, что он видит его и намеренно отводит глаза. Бородач подошел к лошади, снял путы с ее ног, повел к хижине. Он шел, а Гора ждал, что сейчас, вот сейчас он обернется и посмотрит ему в глаза. Не обернулся, скрылся в чаще. Гора выждал немного и, вернувшись на прежнее место, продолжил наблюдение.
Бородач вертелся возле лошади, может, в путь собирался.
"Давно перевалило за полдень. Куда и зачем ему идти? Если по делу, то для дел время позднее. Да и место тут, прямо скажем, такое, что к соседям поболтать не сбегаешь... Навьючивает лошадь... Что, вообще снимается?.. Пусть, хижина мне достанется... Что он вынес? Ого, да он старатель, вон инструменты укладывает... Как же так? Разве не с утра нужно ездить?.. Что ты привязался, когда хочет, тогда и едет... Золото и после полудня намыть можно! Мы в этих делах не очень-то смыслим... Оглядывает окрестность... Обычно и ты осматриваешься перед уходом. Ага, двинулся. Пойдем за ним. Поглядим, куда путь держит. На кой он нам! Только бы умотал подальше отсюда, ничего больше от него не требуется..."
Бородач скоро скрылся. Гора опасливо прошелся, выбрал удобное смотровое местечко. По его расчетам, именно отсюда он бы мог проследить с помощью подзорной трубы за перемещениями бородача вплоть до горизонта. Так оно и вышло, но тот, отъехав всего метров пятьсот, остановился на берегу ручья, снял поклажу, привязал лошадь, проломил тонкий лед и стал промывать песок, но почему-то все время тревожно озирался.
Гора двинулся к хижине.
"Меня не оставляет мысль, что он откуда-то знает о моем присутствии .. Может, у него есть основания кого-то бояться? Или ему кажется, что кто-то охотится за его золотом? Руку на сердце, нужна изрядная смелость, чтобы держать при себе золото в этом безлюдном, Богом забытом месте .."
Сначала Гора обошел хижину, потом заглянул в форточку. С особенным тщанием изучив окрестность, он даже потянул носом воздух и, отважившись наконец, отодвинул штору: узкая тахта, сколоченная из жердей и покрытая овчиной, приземистый, из жердей же столик, печка-времянка и под форточкой небольшой дощатый стол - ничего больше. На жердяном столике сложена чистая посуда, а на дощатом - пачка тетрадей различной толщины. Одна школьная тетрадь была раскрыта, на ней лежал аккуратно заточенный карандаш. Под потолком висела на крюке большая полевая сумка с приколотой запиской. Она легко прочитывалась - хижина была приземистой, Горе даже на цыпочки стать не пришлось. Красивым, легким почерком было написано, что в сумке лежат отложенные для хозяина хижины продукты, точное количество жизненно необходимого. Для гостя же еда в кастрюле. Может отведать. Вне этого гость имеет право взять только десять патронов двенадцатого калибра. Ни в коем разе ничего другого. Хозяин хижины знает обо всем и даже уверен в том, что приход гостя не вызовет осложнений. Встречаться нет нужды! Пусть ест и уходит, да не трогает ничего, не то ему не поздоровится!..
Кастрюля стояла на полке. Гора снял ее, заглянул - ячменная каша, щедро приправленная топленым
"Сила, противостоящая власти, должна существовать всегда, она светоч, надежда, упование, без нее народ - масса, а не нация. И это надо знать каждому гражданину, обществу. Власть, со своей стороны, постоянно ощущая, что с ней борются, должна противостоять оппозиции. В этом противостоянии приобретаются защитные рефлексы, отрабатываются средства и приемы борьбы с любыми переворотами. Уничтожая противодействующие политические силы, диктаторы совершают непоправимую ошибку, поскольку лишают себя возможности совершенствоваться, тормозят процесс разработки методики борьбы. Чем жестче давление, тем сильнее сопротивление. Чем тяжелее условия, в которых приходится действовать оппозиции, тем интенсивнее улучшает она стратегию и тактику борьбы и в этой постоянной устремленности к совершенству побеждает. В этом одна из основных причин падения диктатуры".
Гора мотнул головой, проглотил кусок, перелистал тетрадь и продолжил чтение:
"Когда государство управляет экономикой, когда гражданин с помощью зарплаты, получаемой за свой труд, не может обеспечить себе прожиточный минимум, он вынужден красть или каким-то иным незаконным доходом обеспечивать себе этот минимум. В таком обществе создастся прослойка казнокрадов, которая задаст тон жизни, и воровство как поступок становится достоинством, а не позором, люди гордятся им, а это уже маразм системы".
"Да он философ!.. Интересно, а что он думает об интеллигенте нового типа, порожденном русским социализмом? Чем обусловлено его становление? Тяжелое существование в обход законов в условиях насилия, несправедливости; необходимость хитрить, предавать, ловчить, чтобы избежать ссылки в Сибирь; борьба за выживание в тюрьмах и исправительно-трудовых лагерях, если не удалось отвести от себя арест. Только бы не умереть! Вот каким путем приобретался жизненный опыт, и в общество возвращался интеллигент социалистического настоя, познавший жизнь со всей ее изнаночной стороной, эрудированный матерый разбойник, активно использующий букет благоприобретенных качеств в борьбе с той системой, которая посягнула на его принципы существования и превратила в раба надуманной идеологии для сохранения единства империи. Конечно, империя развалилась бы! Разве могла быть у нее иная судьба?!
Подпись есть, но намеренно неразборчивая. "Прус", а потом какие-то загогулины... Кем бы он ни был, человек он порядочный, да!.. Интеллигент нового типа. А по нынешним временам - уже устаревшего типа... Теперь он помышляет о том, как бы разбогатеть законным путем и почить где-нибудь на юге, в собственной избе или дворце.
Я ведь тоже интеллигент, порожденный социализмом. Имею ли я право красть лошадь? Господи, как полегчает суставам Горы Каргаретели, будь у него кляча... Полегчает, еще как! Нельзя! Украсть - значит оставить след и присовокупить к своре поимщиков еще одного в лице разъяренного владельца лошади!.. Вот тебе и десять патронов... Ничего не скажешь, необычная ситуация: так и уйти, "спасибо" не сказав интеллигенту социалистического толка? Он прав, нет нужды. Если бы хижина была без хозяина, заброшенной, ты бы поел, прихватил что-нибудь с собой - конечно, самое необходимое - и... Стал бы дожидаться, чтоб "спасибо" сказать? Это было бы слишком вежливо. Пора уходить. Интересно, когда и как он меня заметил?.."
На другой день Гора вдруг услышал топот копыт. Сначала он подумал, что показалось. Прислушался - так и есть! Решив укрыться, Гора, чтобы не оставлять следов, свернул на незаснеженную тропу. На пригорке тянулись к небу крупные сосны - три или четыре. Выбрав укромное местечко, Гора залег. Стал наблюдать... Извини-подвинься, вон она, вороная, старатель восседает на ней собственной персоной. И остановился он именно там, где Гора свернул с пути, и именно так, будто заметил следы...
– Вылезай, чего прячешься, все равно вижу!
– сердито крикнул всадник.