Гора сокровищ
Шрифт:
— Шарль!
— Что Шарль? Ты же прекрасно знаешь, что это правда. Этот Андре, например, он же просто…
Неожиданно у их столика вырос мужчина.
— Что вы сказали, Ла Круа?
Оррин взглянул на мужчину. Он был высок и широкоплеч, от его крупной фигуры исходило ощущение силы, а лицо — словно высечено из гранита. Голубые глаза смотрели холодно, лицо было гладко выбрито, и лишь на верхней губе топорщились нафабренные усы.
— Вы говорили обо мне, Ла Круа?
Переведя взгляд на старика, Оррин поразился происшедшей с ним перемене — лицо его покрылось смертельной бледностью
Не раздумывая ни минуты, Оррин вскочил на ноги.
— Боюсь, что вы ослышались, сэр. Мы говорили о моих старых соседях, Энди и Берте Мастере. Вы их знаете?
— Кого? — Андре Бастон резко повернулся и уставился на Оррина.
— Если вы их знаете, — улыбаясь, продолжал Оррин, — то поймете, о чем идет речь. Энди был обыкновенным самогонщиком. Он приехал из Теннесси и, обосновавшись здесь, принялся гнать виски — кстати, как вы сказали вас зовут? Меня зовут Сэкетт. Оррин Сэкетт.
— А меня — Андре Бастон. Я вас не понимаю, сэр, — проговорил Андре ледяным голосом. — Этот мужчина хотел сказать, что…
— Разумеется. О Мастерсах никто слова доброго не скажет. Впрочем, я не думаю, что это их настоящее имя. Да и виски у них было паршивое. Но одно все-таки у старины Энди было хорошо — это парочка прекрасных гончих, с которыми он охотился на енотов.
— Боюсь, здесь произошла какая-то ошибка, — холодно произнес Андре. Он поглядел прямо в глаза Оррину. — Вы мне не нравитесь, сэр.
Оррин усмехнулся:
— Какое совпадение. Я только что собирался сказать вам то. же самое. Вы мне тоже не нравитесь, но раз уж мы с вами разговорились, скажите, что случилось с Пьером?
Лицо Андре вдруг побледнело, а потом начало медленно багроветь. Но прежде чем он успел вымолвить слово, Оррин снова заговорил:
— Мне в общем-то все равно, что с ним произошло, но когда человек бесследно исчезает, люди начинают задавать вопросы. Особенно когда пропадает такой хороший человек, как Пьер. А ведь он был не один, правда? Никто не ходит в горы один. И конечно же возникает вопрос, что произошло с теми, кто ушел с Пьером? Кто-нибудь из них вернулся назад или нет? — С этими словами Оррин протянул Андре руку. — Приятно было поболтать с вами, мистер Бастон, может быть, когда-нибудь встретимся да поговорим по душам.
Сказав это, Оррин уселся на свое место, а Андре Бастон отошел от стола супругов Ла Круа.
Старик, лицо которого теперь посерело, подавленно сидел за столом. Его жена взглянула на Оррина и произнесла:
— Спасибо вам, большое спасибо. Вы спасли ему жизнь. Бастоны нас терпеть не могут, а Андре — известный в городе дуэлянт.
— Неужели? — Оррин взглянул на Андре, который усаживался за свой столик. — А не был ли он с Пьером, когда тот ушел в горы?
На мгновение наступило молчание, а затем женщина мягко сказала:
— Мы должны идти, мсье. Уже поздно, и мой муж устал.
Ла Круа медленно встал. На мгновение Оррину показалось, что он сейчас упадет, но старик распрямил плечи и взглянул на Оррина:
— Я не уверен, но думаю, что да.
Встал
— Приятно было побеседовать с вами. Если я могу чем-нибудь помочь…
— Благодарю вас.
Оррин сел, глядя, как они медленно удаляются, двое прекрасных, гордых супругов.
Неожиданно он услышал женский голос:
— Мистер Сэкетт? Я — Фанни Бастон, и мой дядя очень сожалеет, что вел себя так неучтиво. Он был уверен, что Ла Круа произнес его имя.
Оррин Сэкетт взглянул в глаза Фанни. Такой прекрасной девушки он еще не встречал. Он быстро поднялся и сказал:
— Его ошибка вполне простительна.
— Мы должны загладить свою вину. Нам бы не хотелось, чтобы вы покинули Новый Орлеан, считая нас негостеприимными. — Она накрыла его руку своей. — Мистер Сэкетт, приходите к нам поужинать. В четверг вечером вас устроит?
— Конечно, — ответил Оррин, — с удовольствием.
Вернувшись за свой столик, Фанни взглянула на брата и дядю.
— Ну вот! — сказала она. — Теперь все будет зависеть от вас. Интересно, что все-таки нужно этому Сэкетту?
Глава 2
Мы, Сэкетты, ездили в Новый Орлеан с самого его основания. Но в этот раз я вовсе не собирался любоваться огнями большого города и танцевать фанданго, нет, я должен был помочь Оррину напасть на след.
След был холодный — двадцатилетней давности, и оставил его наш собственный отец.
Отец наш был, что называется, непоседой, а в старости его стали манить горы. Он умел добывать пушнину и всегда находил общий язык с индейцами. Отец дважды ходил в Скалистые горы, а из третьего похода не вернулся. В те суровые времена это было в порядке вещей — многие уходили на Запад и больше их никто не видел, разве только попадался кому-нибудь на глаза знакомый скальп на поясе случайно встреченного индейца.
Мы знали, что такое горные дороги, и, по нашему представлению, отец упал с лошади где-нибудь на высокогорном плато и умер от жажды или, оказавшись без пороха и пуль, попал в плен к индейцам. На Западе такие вещи случаются сплошь и рядом, и мы, сыновья, давно смирились со смертью отца. Но не наша мать.
Она старела и все чаще и чаще вспоминала отца и задавалась вопросом, что с ним произошло. Она без конца твердила, что он живет где-нибудь в горах, искалеченный и одинокий, без помощи и без заботы или терпит лишения в плену у индейцев. По ночам ее мучила бессонница и она сидела в старом кресле-качалке и думала об отце.
Нам все это представлялось маловероятным. Отец прекрасно знал природу и привык обходиться малым, а если бы он попал в плен к индейцам, то со временем наверняка нашел бы способ убежать. Мы были уверены: будь отец жив, он в любом случае вернулся бы домой.
В настоящее время наша семья жила в штате Нью-Мексико. Тайрел собирался продать принадлежавшие ему участки земли вблизи Мора и переехать на Запад, в новый город Шалако. Оррин был занят своей адвокатской практикой, но он сказал, что может ненадолго оторваться и отправиться на розыски отца, а я был свободен и мог ехать куда угодно. Кроме того, за меня некому было волноваться, разве что матери.