Гора
Шрифт:
Наутро она проснулась влюбленной. Она сама не знала, в кого именно влюбилась, но ей нравилось все – тихое море, теплые доски на крыльце, мягкий южный ветер култук и редкие причудливые облака, зависшие над горою. Даже Курлов не казался ей в то утро таким противным. Он ходил прибитый и печальный, и не умевшая ни на кого долго сердиться Катя решила, что ему надо отпустить грехи.
Ее обидчик удил рыбу в той самой фетровой шляпе и был похож на не полностью утратившего достоинства бича.
– Здравствуйте, Владимир Игнатьевич, – налетела на него Катя со спины.
Курлов
– Да что ж вы на меня и не смотрите-то?
– А че мне на тебя смотреть?
Он дернул удочку и стал крутить катушку, но согнувшееся было удилище внезапно обмякло, и Курлов вытащил пустой крючок.
– Черт! – прошипел он недовольно.
– Так это вы нас, значит, всех рыбой кормите?
– Угу, – он наконец скосил на нее мутноватые глазки, – глупая ты до чего ж!
– Ну вот! – огорчилась она.
Не слушая ее сетований, Курлов снова приклеился к поплавку, едва видневшемуся на фоне слепящей воды. Катя так и не увидела ничего, как вдруг Вовчик подсек, откинулся на спину и стал судорожно подматывать натянувшуюся леску. В воде показалась отливающая серебряным боком здоровая рыбина. Она шла к берегу недоуменно, но довольно покорно. Однако когда до берега оставалось меньше метра, рыбина вдруг круто развернулась, Курлов дернул на себя удилище, рыбина слетела с крючка и оказалась на камнях совсем рядом с водой. Мгновение – и она исчезнет.
Катя кинулась к ней, и в последний момент отбросила подальше от воды.
– Ух ты! – воскликнула она восхищенно.
Повеселевший рыболов засопел, с благодарностью посмотрел на свою помощницу и неожиданно вздохнул:
– Эх, Катя, хорошая ты девка, а достанешься какому-нибудь негодяю.
– Почему негодяю? – опешила она.
Он снова закинул мудреную снасть с большим поплавком и несколькими грузилами, одно задругам расположенными на леске, и вопросом на вопрос ответил:
– А я гляжу, ты давеча в Хаврошку ездила?
– Ну ездила. А что?
– Ничего, только смотри, гора налетит.
– Какая еще гора?
– Какая-какая? Вот налетит – узнаешь! Да еще этот увалень Москва, который в море ничего не смыслит.
– Чтой-то вы меня стращаете, Владимир Игнатьич?
– Катя, Катя, – Вовчик поднял на нее грустные глаза, – у тебя мама-папа есть?
– Мама.
– Вот и ехала бы к маме. Кой черт тебя сюда занес, девку молодую?
– А что тут страшного? – ответила она с вызовом. – Разве только нахал какой в баню залезет, когда там девушка моется.
Однако ее визит в Хаврошку вызвал неудовольствие не только у Курлова. И теща его была с Катей суха, ходила поджав губы и смотрела с тем характерным женским осуждением, которое всегда досадно девичьей душе. В довершение ко всему был несколько холоден и Буранов, не было в его взгляде обычной покровительственной ласки, и бедняжка и вовсе растерялась. Но не отказывать же себе в удовольствии морочить голову двум молодым людям, которые, казалось, только и ждали, что кто-нибудь оживит их отшельническое существование. И потом – где еще была такая чудная избушка?
В этом домике она почувствовала себя вскоре хозяйкой, подружилась с дедовской собакой
Но сколько она ни пыталась их заочно примирить, все было бессмысленно. Буранов при упоминании соседей только недобро посмеивался, а лесники отмалчивались, пока наконец Дедов не выдержал и кратко, точно гвоздь вбил, бухнул:
– Рвачи!
– Какие же они рвачи? – обиделась Катя. – У Буранова лицензия есть. Я знаю.
– А ты никогда не думала, – вдруг зло заговорил Дедов, сверкая хвойными глазищами и, как опахалами, взмахивая ресницами, – почему здесь, кроме твоего дражайшего начальника, никто не охотится? Он раньше жил в бухте Солонцовой и за пять лет так испоганил тамошнюю тайгу, что охотники до сих пор туда не ходят – за собак боятся. У него там капканы на каждом шагу стояли. А указа на него нет – у Буранова пол-Иркутска куплено. Вся эта сволочь из Серого дома к нему съезжается. Ты на дачке-то у него была?
– Ну была.
– А кто все это строил, знаешь? Бичи на него работали, а он с ними спиртом расплачивался. Тут за спирт что хочешь сделают – Байкал осушат, и никто слова не скажет. Это сейчас он слегка поутих, в свое удовольствие зажил. А когда деньги были ему нужны – что ты, как он крутился! Ферму песцовую завел, сколько омуля и хариуса извел, чтобы песца прокормить, сколько зверья загубил! Нагадил там – сюда гадить перебрался. Ты погоди, тут зимой машины будут через день ходить, за соболем, за рыбой, тут тыщи сколачивают за сезон, а в тайге после них шаром покати. Лицензия! Лицензия для них – одно прикрытие.
– Что же вы тогда не вмешиваетесь? – пробормотала она, оглушенная его напором.
– А он на мой участок и не суется, – ответил Дедов надменно.
– Много это меняет? – вмешался Одоевский. – Ну к тебе не лезет и что? Не все ж такие придурки, как мы с тобой, за сто рублей корячиться. Не с Бурановым надо воевать, а с теми, кому он нужен.
– Вот и воюй!
– Не буду, – холодно ответил Одоевский. – Хватит с меня воевать. Я затем сюда и забрался, чтобы ни с кем больше не связываться. Да и кому это надо? Они на вертолетах – мы на веслах. Нам бензина и того не дают.
Катя покраснела, но о ней, кажется, забыли.
– Надо ждать, Дед. Они дойдут до крайней точки и сами одумаются. Их жизнь заставит, если хоть капля ума в мозгах осталась.
– Зато ты умный больно!
– Я не умный, Дед, я ученый, – печально проговорил Одоевский и взглянул на Катю: – Ну что ты заскучала, моя радость? Не грусти и не бери ничего в голову. Мы сидим втроем на краю света и, право, не в самом дурном месте, где даже ветры каждый имеет свое имя, и пока что из этого озера можно пить чистую воду, у нас достаточно еды, мы любим друг друга и слава Богу. А что еще человеку надо?