Гордое сердце

Бак Перл С.

— Видите вот здесь нить кремового цвета? — Нервными изящными руками он прикасался к мрамору. Ей пришлось наклониться, чтобы увидеть то, что он нащупал. Она была там, почти невидимая на шероховатой поверхности необработанного камня.

— Вот этот и этот тоже нехороши, — сказал он и мгновенно забраковал еще два. — А вот эти два очень красивы, а вот этот самый лучший из всех.

Он выбрал округлый блок, который понравился Сюзан с первого взгляда. Она только хотела, чтобы этот назойливый тип оставил ее в покое, чтобы она этот

мрамор могла выбрать себе сама.

— Вы работаете с мрамором? — спросила она, уходя от его предложения; она примет решение, когда он уйдет.

— С чего вы взяли?! — засмеялся он. — Это для меня слишком медленно. Я только леплю, а работу с камнем я оставляю другим.

Она не слушала его. Она раздумывала о мраморной глыбе и желала, чтобы он наконец ушел.

— Дэвид Барнс мне о вас много рассказывал, — журчал его приятный голос.

— Да? — она вздрогнула, посмотрела на него и сразу же отвернулась. У него были серые глаза цвета моря под пасмурным небом.

— Он говорил о вас, что вы великая и гениальная.

— Я пока что сама не знаю, какая я, — сказала Сюзан. — Пожалуй, никто не знает о себе таких вещей.

Блейк Киннэрд засмеялся:

— И я так думаю. Но, может быть, вы позволите определить это мне?

Она серьезно покачала головой.

— Вы этого сделать не сможете. Я должна узнать это сама. — Он стоял невыносимо близко. Сюзан чувствовала странный, предостерегающий страх перед ним. — Мне нужно идти, — сказала она внезапно и, круто повернувшись, вышла из ателье. Он стоял и неотрывно смотрел ей вслед. Она вышла на улицу и в маленьком магазинчике купила себе рогалик и чашку горячего молока. Она в действительности остановила свой выбор именно на этой глыбе мрамора, но только хотела, чтобы он не вмешивался…

— Я просто о нем забуду, — решила она и облегченно вздохнула.

* * *

Однако ей это не удавалось. Он приходил в ателье каждый день, рассуждал о своей работе и смеялся, когда старый маэстро насмехался над его скульптурами, которые он так быстро и легко лепил.

— Но ведь я модернист! — защищался он. — Я выработал себе собственную технику, если позволите! Я пользуюсь плоскостным выражением — долой реализм! Я не реалист в отличие от вас!

Старый скульптор, стиснув сложенные за спиной руки, кричал:

— Кто это когда-нибудь видел, чтобы так выглядело человеческое лицо? Это может быть только пятном, тазом или подносом, но человеческим лицом — никогда!

Блейк Киннэрд, это воплощение веселости, схватил маэстро за жирные покатые плечи:

— Когда вы находитесь на расстоянии двух дюймов от человеческого лица, какого угодно, то оно выглядит, как таз, поднос, чайник или чайное блюдце. Встаньте вот сюда, сэр, куда падает свет, — видите, свет для меня является одним из материалов!

— Сюзан! — вопил старик, сжатый сильными молодыми руками. — Идите сюда, посмотрите своими честными глазами — это

лицо человека?

Сюзан покинула угол, где стоял теперь ее мрамор, подошла к ним и стала испытующе рассматривать глиняное изваяние, которое столь быстро и с кажущейся небрежностью Блейк лепил на протяжении нескольких дней. По крайней мере, половину этого времени он провел на расстоянии добрых семи метров от статуи, откуда он ее сосредоточенно рассматривал. Время от времени он подходил к статуе и поворачивал ее в ту или другую сторону.

— Девушка осенью, — пояснил он. — Ветер дует ей в волосы.

Тут она увидела девушку. Худющее, дрожащее создание, прикрывающее лицо руками. Ветер действительно дул.

— Вы видите ее? — допытывался старый скульптор.

— Да, вижу, — ответила она медленно. — Но как во сне. Невозможно быть полностью уверенным — она ускользает от вас.

— Посмотрите теперь! — Блейк отпустил плечи старика, подошел к своему творению и слегка развернул подставку. В одно мгновение на ней оказалось только множество плоскостей и углов.

— Сейчас она исчезла! — выкрикнула Сюзан.

— Никогда ее там и не было! — сказал с сарказмом старик.

Блейк Киннэрд медленно вернул массу в начальное положение.

— Я ее опять вижу! — выкрикнула Сюзан.

— Ну, может быть, что-то и есть, угадывается весьма смутно, — согласился старик. — Сразу и не поймешь.

— Вы присмотритесь внимательнее, — сказал Блейк Киннэрд, — и увидите гораздо яснее.

— В этом есть нечто волшебное! — возбужденно воскликнула Сюзан. — Не могу понять, что именно, но я вижу это.

— Раз вы ее видите, вам уже совершенно необязательно понимать это, — сказал Блейк Киннэрд.

— Конечно, — забормотал старик и, словно сомнамбула, спотыкаясь, побрел прочь. Он шел вдоль ряда своих классических скульптур, в работе над которыми он провел всю жизнь, критически осматривая их.

— Спасибо вам, Сюзан Гейлорд, — сказал Блейк Киннэрд.

Она снова подошла к изваянию девушки и удивленно рассматривала его, очарованная и сбитая с толку.

— Как необычно вы используете свет! — сказала она. — Я никогда об этом не думала. Однако, вы правы. Свет — это тот же материал и невозможно с ним обращаться как с некоей константой. Плоскости поглощают его по-разному.

— Вы это видите! — воскликнул он восхищенно.

Они опять были в опасной близости. Сюзан забыла, что хотела держать его на расстоянии. Теперь ей хотелось общения с этим человеком. С того момента, как отбыл Дэвид Барнс, она, собственно, ни с кем не говорила на волнующие ее темы.

— Пойдемте-ка пообедаем! — предложил он.

— Да, с удовольствием, — ответила она поспешно. — Мне хотелось бы поговорить с вами об этом пресловутом реализме. Меня интересует, что вы о нем думаете. У меня реалистическая школа, но иногда я ощущаю ее вокруг себя, словно тюрьму, и хочу выбраться из нее.