Гордое сердце

Поттер Патриция

– Не суйте свой нос, куда не просят. Понятно?

– Что здесь происходит, черт возьми? – раздался окрик.

Эйприл обернулась и увидела Пикеринга. Он спешился и подбежал к ней. Белый как полотно, лейтенант смотрел на нее во все глаза.

– Ваш сержант, – начала она, чеканя каждое слово, – обожает измываться над теми, кто не в силах дать ему достойный отпор. – Она потерла ладонью саднящую скулу. – Оказывается, он сражается не только с мужчинами, но и с женщинами. И даже с детьми.

Пикеринг в ужасе уставился

на Террелла.

– Вы ударили эту леди? Вы позволили поднять руку на ребенка?

– Поверьте, сэр, я не хотел, то есть я не виноват, – стал оправдываться Террелл. – Она все время крутилась возле арестанта.

Террелл не знал точно, кто эта леди, из-за которой так распалился лейтенант. Слышал, будто она вдова капитана американской армии. Но сейчас вдруг испугался.

– Лейтенант, кому, как не вам, знать, мы не имеем права позволять посторонним подходить к арестованному. Это же опасный преступник. Она, конечно, не понимает. – Террелл обернулся к Эйприл и поспешил оправдаться: – Милая дамочка, разве вы ничего не поняли? Я ведь пытался вас защитить.

Эйприл выпрямилась и вздернула подбородок.

– Только от вас, сержант, именно от вас меня следует защищать. – Она повернулась к Пикерингу. – Я этого так не оставлю. Он ответит за рукоприкладство.

Пикеринг смотрел на разъяренную женщину, на струйку крови, ползущую по ее подбородку, и чувствовал, как растекается холодок под ложечкой. Нет, это не поездка, а сущий кошмар! Он перевел взгляд на индейца-разведчика, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Тот уже стоял в полный рост. Кулаки были крепко сжаты, ноги напружинены как перед прыжком. Выражение лица не предвещало ничего хорошего.

– Сержант не дал этому человеку ни капли воды, – сказала Эйприл. – Это бесчеловечно.

Пикеринг в данный момент не испытывал никаких человечных чувств к субъекту, который заварил всю эту кашу.

– Сержант Террелл поступает так, как считает нужным. Ему видней, – сказал он успокаивающим тоном. – Вы же видите, арестованный совсем не страдает из-за отсутствия воды. Он – индеец! – добавил лейтенант с интонацией, которая, по его разумению, объясняла все.

Это заявление лишь подлило масла в огонь. Эйприл дала волю гневу:

– Если еще раз я это услышу… – Она замолчала, не зная, что сказать дальше, поскольку понятия не имела, что тогда сделает. Тем не менее после небольшой заминки попыталась развить свою мысль: – Он – человек. Понимаете? И я не потерплю, чтобы… чтобы ваш сержант, этот молодец среди овец… измывался над арестованным. Вы только взгляните на эту веревку на шее. Как можно допускать подобное?

Пикеринг уловил в ее голосе нотку неуверенности. Понимает, конечно, что защищать убийцу по меньшей мере странно.

– Послушайте, миссис Мэннинг, – осмелел он, – есть только один способ обращения с дикарями, у которых страсть к убийству

в крови. Их надо сторониться. Поэтому сержант совершенно прав, сказав, что подобный тип для цивилизованного общества представляет опасность и таких, как он, следует изолировать.

Разговор приближается к концу, поняла Эйприл. Она решила выложить свою козырную карту.

– А вы уверены, что генерал поддержит вашу точку зрения? Он, по-вашему, такой же беспощадный?

– Генерал Вейкфилд? – протянул Пикеринг. – Я слышал, что в бою он…

– Так то в бою, – оборвала его Эйприл. – Генерал не щадит врага в бою, но что касается пленных… он никогда бы не допустил издевательства, подобного этому. – Она кивнула в сторону Маккензи. – Я знаю, что говорю, потому что генерал Вейкфилд – мой отец.

И Пикеринг, и Террелл – оба побледнели. Эйприл покосилась на Маккензи и увидела, что тот изумлен.

Пикеринг первым обрел дар речи:

– Что же вы… почему же вы до сих пор ни словом не обмолвились об этом?

– Не видела необходимости. И как только что выяснилось, сильно ошибалась, считая, что вдова, потерявшая мужа на войне, заслуживает не меньшего уважения, чем генеральская дочь, – отчеканила Эйприл.

Она кинула взгляд на Террелла и поразилась произошедшей в течение секунды метаморфозе – его только что мертвенно-белое лицо стало багровым от злобы, плескавшейся в сощуренных глазах.

– Повторяю, лейтенант, мой отец никогда не позволил бы себе так обращаться с человеком, лишенным возможности постоять за себя.

Эйприл нагнулась, подобрала с земли кружку и снова наполнила ее водой, ощущая на себе недоброжелательные взгляды офицеров и солдат. Потом подошла к Маккензи и протянула ему кружку. Он неловко взял ее в ладони, соединенные наручниками, поднес ко рту и стал пить – не торопясь, смакуя каждый глоток. Выпив все до капельки, вернул кружку, а затем, приподняв бровь, произнес с ярко выраженным шотландским акцентом:

– Не стоило беспокоиться обо мне, миссис Мэннинг.

Эйприл впервые услышала его голос. У него оказался сочный, приятный баритон. Однако в вежливом тоне благодарности не прозвучало. Пристально глядя в его серые глаза, Эйприл думала о том, что ее фамилию он, по всей видимости, услышал, когда она объяснялась с Пикерингом. Стало быть, слышал все, что она говорила.

– Стоило, – сказала она тихо. – Если не ради вас, то ради меня и Дэйви.

Он в ответ кивнул, понимая, что она обескуражена его резкостью.

Эйприл перевела взгляд на кровоточащие запястья Маккензи, затем на веревку, врезавшуюся в шею, и поморщилась.

– Обо мне, миссис Мэннинг, нет нужды беспокоиться, – повторил он. – Вы и так сделали достаточно!

– Вовсе нет, – возразила она. – А вам надо поесть, да и воды побольше.

Он пожал плечами и проговорил с расстановкой: