Гордость и предубеждение Джасмин Филд
Шрифт:
— А вас никогда не беспокоит, что ваши критические замечания, какими бы остроумными и дружелюбными они ни были, могут оказаться неверными?
Джаз разозлилась. Могла бы и сразу догадаться, что за его комплиментом скрывается оскорбление.
— Нет, — отрезала она. — Никогда. И могу вас заверить, что я не все свои наблюдения выставляю на всеобщее обозрение, а только такие, за которые на меня не подадут в суд.
— Такое впечатление, что вы никогда не сомневаетесь в своих оценках.
— Не сомневаюсь. А вы считаете, что уверенность
— А ваши оценки всегда такие мрачные?
Джаз пожала плечами.
— В большинстве случаев — да. Я нахожу, что в мире очень мало приятных людей.
— Такой цинизм в таком юном создании, — сказал он с легкой усмешкой.
— О да. Чем больше я встречаю людей, тем больше мне нравится мой холодильник, — перефразировала Джаз известное высказывание.
— Мне кажется, вам нравится ненавидеть. Это позволяет вам ощущать себя выше других.
Ну уж, с нее хватит этого издевательства.
— Вы так полагаете? В отличие от тех, кому действительно дано быть выше других, таких как вы, например?
Гарри пожал плечами. В негодовании Джаз продолжала:
— На наших репетициях я познакомилась с человеком, у которого, видимо, совершенно другой взгляд на ваше естественное право на превосходство.
Сначала Гарри выглядел озадаченным, но затем, к большому удовольствию Джаз, кажется, понял и смутился. Джаз решила идти до конца. Поняв, что Гарри не намерен продолжать разговор, она взяла свою сумку, якобы собираясь уйти. Это сработало. Гарри откашлялся.
— Уильям Уитби умеет себя подать, — произнес он наконец. — Я не встречал еще женщины, которая могла бы сопротивляться его чарам.
— Уж не завидуете ли вы? — спокойно спросила Джаз.
— Тогда вы не знаете, что такое зависть, — сердито сказал он с плохо скрываемым презрением.
На это Джаз даже не стала отвечать.
— Если уж Уитби такой неотразимый, тогда, на мой взгляд, странно, что он до сих пор не сделал карьеры в Голливуде. У него ведь обширные связи и редкий талант. — Гарри явно стоило большого труда сдерживаться. Подумав, что она, возможно, зашла слишком далеко. Джаз сменила тему. — Так или иначе, — в пику собеседнику сказала она, — но вы-то ведь тоже уверены в правильности своих оценок?
— Только в том случае, если они основываются на объективных суждениях, — ответил Гарри.
— Понятно. Значит, у женщин быть не может объективных суждений?
— Я такого не говорил. Никогда не разделял и, надеюсь, не буду разделять людей по половому признаку.
— Как мило, — засмеялась Джаз. — Вы первый мужчина, из тех, кого я знаю, который придерживается таких взглядов.
— Полагаю, вы просто не даете им возможности это сказать, — парировал Гарри.
Джаз пришла в полное бешенство.
— Ну, что ж, конечно, во всем виновата я, а не мужчины. Спасибо, что открыли мне
— Мисс Филд, я не говорил, что я совершенство, — сказал Гарри, все больше раздражаясь. — Но хотелось бы думать, что проницательность и здравый смысл не самые большие мои пороки.
Джаз решила идти до конца.
— И вы с уверенностью можете утверждать, что в интересах своей карьеры ни разу не отозвались необъективно о ваших коллегах?
Гарри смотрел прямо перед собой:
— Надеюсь, я выше этого, — коротко ответил он.
— Видите ли, — продолжила Джаз, — поскольку вы имеете такое большое влияние на других, и к тому же так уверены в собственной непогрешимости, то ваше мнение о людях должно быть абсолютно непредвзятым. Согласны?
Гарри нахмурил лоб и затем вдумчиво ответил:
— Всегда важно хорошенько обосновать свое мнение. Что касается меня, то мое мнение о человеке, коль оно уже сложилось, редко меняется.
«Это же слова Дарси из пьесы!» — подумала Джаз. К удивлению обоих, они неожиданно улыбнулись, поймав себя на том, что непроизвольно думают и ведут себя подобно своим героям из пьесы. Гарри уже привык к этому: несколько лет назад, когда он играл Ричарда III, он и вправду испытывал боль в спине и чувствовал, что одна его нога действует хуже другой, но для Джаз это ощущение было в новинку — как будто кто-то завладел ее «я». Даже если этот кто-то — Лиззи Беннет. Джаз все равно было как-то не по себе.
— Самое главное, — продолжал Гарри, — а это знает каждый хороший журналист вроде вас — пользоваться проверенными источниками, а не… не, — он замолчал, подыскивая слова.
— А не источниками, которые вы лично не одобряете, — пришла ему на помощь Джаз.
— А не источниками, которые могут представить неверную картину, — закончил Гарри.
— Что ж, спасибо, что подвезли, — сказала Джаз. — Я узнала много интересного.
Она выскочила из машины, хлопнула дверцей и пошла к дому. Если Гарри надеялся, что его пригласят на кофе, он ошибался.
Закрыв входную дверь и снова почувствовав себя Джасмин Филд, а не Лиззи Беннет, Джаз, громко топая, поднялась по лестнице. Умирая от жары, она сразу же встала под душ, где дала выход своей ненависти к человеку, который считал, что имеет право критиковать ее статьи только потому, что подвез ее до дома. Как он только посмел? А ему бы понравилось, вздумай Джаз критиковать его игру?
Гарри тем временем плутал в лабиринте улочек с односторонним движением. Его гнев по отношению к Джаз очень скоро принял другое направление. Когда через сорок минут Ноубл все же добрался до дома, то некоторое время еще в задумчивости сидел в машине. Он посмотрел на соседнее сиденье и, заметив, что оно было чуть влажным от пота, улыбнулся. Просто удивительно, каким же иногда он может быть грубым, когда чувствует себя снова Гарри Ноублом, а не Фитцуильямом Дарси.