Гордость и страсть
Шрифт:
Румянец у нее на щеках побледнел так быстро, что он испугался, как бы она не лишилась чувств. И снова он удержал себя, на этот раз чтобы не предложить ей руку для поддержки.
Тот же самый инстинкт, что хорошо служил ему в битвах и на ристалище, предупредил больше не дотрагиваться до нее — пока. Происходило ли это из чувства самосохранения или из подозрения, что ее упрямство лишь возрастет, если она заметит его участие, он не знал. Но когда этот инстинкт шевельнулся, он его послушался.
— Я допускаю, что вы не узнали их голоса, — сказал он. — Но вы все-таки слышали их разговор. Если вы благоразумны,
— Как они узнают?
— Любой мог видеть, как вы вошли. Я же увидел. И все равно она колебалась.
У него зачесались руки вытряхнуть из нее правду, когда в тишине он услышал отдаленный глухой стук.
Гарт вскинул руку, предупреждая, чтобы она молчала.
— Что?
— Ш-ш.
Он тихо подошел к двери и приложил к ней ухо. Через секунду выпрямился и сказал:
— Двое мужчин спускаются вниз.
— Тут есть окна, выходящие на передний двор. Мы можем посмотреть, кто они.
— Не глупите! — резко бросил он. — Мы и так слишком сильно рисковали уже тем, что пришли сюда. Чем скорее мы уйдем, тем спокойнее мне будет.
— Трус! Если бы вы действительно хотели знать, то пошли бы и посмотрели.
Прищурившись, он сказал:
— Если бы вы знали, что для вас благо, то держали бы такие мнения при себе. Я склонен рассказать вашему брату Саймону, что нашел вас здесь, подслушивающую под дверью.
Она смертельно побледнела.
— Вы… вы этого не сделаете!
— Не рассчитывайте на это, — фыркнул он, молясь, чтобы она ему поверила. — Я буду здесь весь день, а также завтра, на коронации королевы. Если у вас есть хоть капля мозгов, вы образумитесь и расскажете мне правду до того, как мы оба покинем Скон.
Он ждал, надеясь, что она заговорит. Но он уже достаточно ее изучил, нравилось ему это или нет, и не удивился, когда она промолчала.
— Еще одно, — продолжил он. — Если вы не расскажете мне, то, молю, имейте благоразумие не рассказывать вообще никому. Вы же не знаете, кому можно доверять, а кому нет.
— Я никому не доверяю, — прямо сказала она. — Мы выйдем отсюда вместе?
— Да.
— Тогда вам лучше назвать мне свое имя, сэр, на случай если кто-то из моей семьи или окружения принцессы увидит нас вдвоем.
— Подозреваю, что все, кто мог бы задаться этим вопросом, ушли в церковь, — возразил он.
— Вы так стыдитесь своего имени? — удивилась она. — Мне кажется, вам бы следовало им гордиться. Я, в конце концов, в состоянии узнать рыцарский пояс, а ваш похож на тот, который мой зять Букклей надевает по таким случаям.
— Если вы надеялись испугать меня объявлением своего родства с Букклеем, то лучше подумайте, каково было бы его мнение о вашем теперешнем поведении.
Она закусила нижнюю губу, и он понял, что достиг цели. Но тут она сказала:
— Выходит, вы знаете Букклея. Должна ли я просить его назвать мне ваше имя?
Ему хотелось объясняться перед Букклеем не больше, чем ей, поэтому, признав поражение, он сказал:
— Я — Гарт Нейпир.
Это было не все, но она сама догадалась о его рыцарском титуле, и он не стал представляться полностью.
— Надеюсь, сэр Гарт Нейпир, вы не собираетесь сопровождать
— Нет, девушка, — ответил он, подавив улыбку при мысли о реакции, которую бы это вызвало. — Вам придется пройти этот путь одной.
Нельзя сказать, что ей это понравилось, но у нее не было выбора.
Глава 2
Амалия с сэром Гартом спустились вниз, вышли на улицу и дошли до церкви без происшествий. Когда они прокладывали путь сквозь толпу, она увидела, что прелаты, государственные чиновники и другие высокопоставленные лорды, все в праздничном облачении, собрались перед церковью, готовые принять участие в процессии. Букклей находился где-то среди них и скорее всего увидит их, а потом будет задавать вопросы. Но сейчас ей было не до этого.
Зрители толпились вокруг них, заставляя ее необычайно остро сознавать присутствие рядом с собой высокого, широкоплечего, атлетически сложенного рыцаря. Ладонь, обхватывавшая его руку, отчетливо ощущала твердость мышц, и она с благоговейным трепетом вспомнила силу и легкость, с которой он ее нес. Никто не носил ее с тех пор, как она была ребенком, а сэр Гарт Нейпир делал это так, словно она все еще им оставалась.
Хотя в доме настоятеля она видела его достаточно хорошо, чтобы узнать, свет там был неярким. В Данфермлине у нее не было времени, чтобы разглядеть его черты, и она увидела лишь крепкого, рослого мужчину горячего нрава. Теперь же, понимая, что у нее может не быть другой возможности, она хотела хорошенько его разглядеть.
Она успела увидеть его загорелое овальное лицо с резко очерченной линией лба и скул. Теперь же отметила, что голубые глаза, опушенные густыми ресницами, глубоко посажены. Окаймлявшие их брови были темнее выгоревших на солнце каштановых волос. Нос орлиный, прямая линия рта с плотно сжатыми губами. Подбородок его был твердым, с ямочкой посредине, и возникло чувство, что он, по-видимому, так же упрям, как и она.
Мальчишеский локон упал ему на лоб, и, несмотря на то что он был на голову выше ее и сейчас она осмеливалась бросать на него из-под ресниц лишь быстрые взгляды украдкой, Амалия увидела, какой поразительной голубизны его глаза. Она отвела взгляд, надеясь, что он не заметил ее любопытства. Она пока еще не знала, что о нем думать, но была уверена, что никогда раньше не встречала такого мужчину.
На нем был дублет из темно-синего бархата, отделанный горностаем, и модные шелковые гетры, у которых одна нога была в бело-голубую полоску, а вторая просто синяя — одеяние состоятельного вельможи. Широкий рыцарский пояс из серебряных и медных медальонов опоясывал бедра. К нему крепились прекрасные кожаные ножны, в которые был вложен длинный шотландский нож — дирк — с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Меча при нем не было, ибо на коронацию не приходят полностью вооруженными.
Несмотря на нескончаемый рокот неуклонно увеличивающейся толпы людей, прокладывающих себе путь, она слышала, как ножны поскрипывали, словно терлись о серебряный пояс, и снова подивилась, как бесшумно он подкрался к ней там, в доме.