Горец-защитник
Шрифт:
— Вы привели с собой ребенка? — спросил король.
— Это он принес мне известие об аресте Илзбет Мюррей-Армстронг, сир, и хочет теперь узнать, что с ней, — ответил Саймон.
— Она в темнице. Где ей еще быть? — Король хмуро взирал на мальчика, который ошеломленно открыл рот. — Надеюсь, ты не собираешься плакать?
— Нет… сир, — ответил Рейд. — Я просто подумал… Пусть кто-нибудь сначала поговорит с Илзбет, и тогда будет понятно — она не может быть убийцей, как о ней говорят!
— Я с ней поговорил, дерзкий щенок, — ответил король, но Саймон ясно расслышал веселую нотку в его голосе. — Я еще ничего не решил,
— Я решил — если правда то, что она мне рассказала, то ей может угрожать опасность, — ответил Саймон. — Не от вас, сир, но от тех, кто назвал ее убийцей и предательницей.
— Значит, при моем дворе есть предатели?
— Думаю, сир, что вы всегда это знали.
— Не такой уж грех — надеяться, что ты ошибаешься. Она останется там, где есть, сэр Саймон. Теперь, когда ее обнаружили, она должна находиться в тюрьме.
— И долго?
— Сколько понадобится. Вы сказали, что близки к тому, чтобы представить мне преступников. Придется вам работать быстрее. Девушка показалась мне честной и искренней, а от сэра Уолтера Хэпберна меня пробирает озноб. Так что в данный момент я на ее стороне. Если люди начнут думать, что я даю слабину, придется, не откладывая, начать суд.
Саймону отчаянно хотелось выложить все, что он узнал. Назвать имена — и пусть король отправляет солдат. Но он попридержал язык. Он не хотел спугнуть преступников. Оставалось лишь молиться, что Илзбет поймет, почему ее пришлось оставить в темнице.
— Могу я с ней поговорить? — спросил он.
Некоторое время король разглядывал Саймона, и ему было очень неуютно под этим взглядом.
— Сейчас нет. Может, это подтолкнет вас к более активным действиям, и дело решится скорее. И ни к чему этот оскорбленный вид. Я вовсе не думаю, что вы примкнули к заговорщикам. Но это не значит, что я уверен в том, что вы не соблазнились ее хорошеньким личиком. Я знаю также, почему вы не хотите просто назвать имена. Но я бы взвесил, чего стоят их жизни против той одной, которую мы обвиняем — пусть даже с малейшим из оснований.
— Как будет угодно, сир.
— Ступайте. Идите и делайте что нужно. Я знаю, что вы близки к разгадке. Закончите дело поскорей, даже если для этого вам придется поступиться обычной педантичностью.
— Она этого не делала, сир, — пробормотал Рейд, краснея.
— То, что она взяла к себе тебя с малышкой-сестрой, говорит в ее пользу. И сэр Хэпберн поступил дурно, когда вынудил мисс Армстронг сдаться, приставив нож к горлу ребенка. Но я не выказывал ему своего не удовольствия. — Король снова обратился к Саймону: — Говорю еще раз: закончите дело поскорей. Если не ради нее, так ради себя и меня. Слухи на ваш счет я пропускаю мимо ушей, учитывая, кто их распространяет. Но если их не опровергнуть как можно скорее, вашей славной репутации может прийти конец.
— Я понял, сир.
Они вышли из королевских покоев.
— Ах, вот и вы, сэр Саймон. Я хотел с вами побеседовать.
Обернувшись, Саймон оказался лицом к лицу с Хэпберном. Негодяй просто сиял от самодовольства, и Саймону очень захотелось ударом кулака стереть радостную улыбку с его лица.
— Чего вам нужно?
— Ответ на вопрос, которым задается нынче весь двор. Почему убийца пряталась в вашем доме? Очень странный поступок для
Саймон видел, как многие из придворных подошли к ним поближе. Было неразумно хватать Хэпберна за горло и держать, пока душа не расстанется с телом. Слишком много свидетелей, решил Саймон. Доверительно склонившись к уху Хэпберна, он сказал достаточно громко, чтобы слышали все, кто был поблизости:
— Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой. Что вы делали в моем доме, угрожая перерезать горло двухлетней девочке?
Поднялся ропот голосов, несколько дам негодующе заахали. Уолтер уставился на Саймона:
— В отличие от вас, сэр, я люблю моего короля. Вы не делаете решительно ничего, чтобы поймать предателей, поэтому я решил заняться этим сам. Девушка, которую вы прятали, ударила меня, пытаясь сбежать. Я должен был что-то предпринять.
— Да, я слышал, что она дала вам пинка, загнав яйца вам прямо в глотку. Ножка у нее крошечная, так что удивительно — как это она сумела попасть по такой мелкой цели.
Не обращая внимания на проклятия Хэпберна и смешки придворных, Саймон повел Рейда прочь из замка. Он был зол на весь свет, даже на короля. Годы тяжелой работы, безупречной честности и преданности, и вот награда! Ему хотелось выплюнуть правду ему в лицо. Сказать, что думает о многих из тех, кто толпится вокруг трона в надежде урвать хоть малый кусок или сделать следующий шаг к могуществу и привилегиям. Пиявки, вот кто они все!
— Вы можете найти тех плохих людей, Саймон? — спросил Рейд, когда Саймон посадил его в седло и следом сел сам.
— И могу, и найду, Я знаю почти все имена. Но в данный момент все, чем я располагаю, — слово одного предателя, который тычет обвиняющим перстом в другого. — Саймон взглянул на Рейда. — Я должен забыть о собственном тщеславии и просто делать свою работу. Найти людей, арестовать и поставить их перед королем. Потом придется молить Бога, чтобы мои доказательства устояли перед могуществом и звонкой монетой, которыми располагают многие из заговорщиков. Если честно, сейчас мне безразлично, если некоторым удастся избежать петли и еще раз повторить попытку убить короля.
— Один из них сэр Уолтер Хэпберн, правда? Так говорила Илзбет.
— Да. Он преступник и будет пойман. Даже если мне придется упустить некоторых других, потому что меня вынуждают действовать как можно быстрее. Но Хэпберну от меня не уйти.
— Хорошо. Я хочу, чтобы его наказал и. Он мог убить мою сестру! И теперь из кожи лезет, чтобы Илзбет повесили за его преступления!
— Не бойся, парень. Очень скоро он дорого за все заплатит.
Глава 14
Самое ужасное в том, когда сидишь в тюрьме, — это вонь. Илзбет отнюдь не была изнеженной брезгливой девицей. Она знала, как пахнет на скотобойне зимой, что такое запах крови и зловоние экскрементов человека и животных. Даже запах смерти был ей знаком, но тюремная вонь заставляла ее желудок сжиматься в неудержимом желании выплеснуть рвоту. Ее одолевали утраченные надежды, страх и унылое смирение. Илзбет пугала мысль — сколько невинных, таких, как она, были брошены сюда умирать. Казалось, каменные стены насквозь пропитаны горем и тоской сих несчастных.