Горец. Вверх по течению

Старицкий Дмитрий

Карманов у этого мундира не было предусмотрено. Вот так.

Канты цветные нам вроде также не были положены, но вот обшлага рукавов достались цветные. В основном черные, кроме как у рецких «грамотных» взводов – у тех они были темно-зеленого цвета, присвоенного горным стрелкам. На обшлаге клапан на три пуговицы, причем две верхние застегнутые, а нижняя – нет. Почему так? Мне никто так и не мог внятно объяснить, в смысле наши ефрейторы, к офицерам я с такими вопросами благоразумно не лез.

Воротник был гибридом

стойки и отложного. Внутри шла мягкая стойка на два крючка, а от нее уже шел отложной ворот, на который мы потом пришивали большие трапециевидные петлицы. В цвет обшлагов.

И кепи. Смешное такое… Донце тульи маленькое, смещенное ко лбу. Черный квадратный козырек лакированной кожи.

Потом раздали петлицы, эмблемы, кокарды, и ефрейторы проследили, чтобы мы все это пришили правильно.

Кокарда была маленьким жестяным кружочком, выдавленным штампом в подражание златошвейной вышивке. Внутри черная точка, которую обрамлял красный круг, и снаружи ничем не закрашенная светлая жесть.

Эмблема нашему взводу досталась знаковая – перекрещенные кирка и лопата. А куда еще посылать неграмотных «джамшутов» с гор? Только в стройбат.

Думаете, меня это огорчило? Вот нисколько. Это чужая для меня война, чтобы идти кровь проливать неизвестно за что. В полный рост на пулеметы.

Наши ефрейторы также переоделись в парадку, только их обшлага и петлицы были темно-малиновые, а эмблемой на кепи – две скрещенные винтовки. Также темно-малиновым были донышки тулий их головных уборов. На рукавах по два серебряных шеврона один в другом. Наш отделенный был старшим ефрейтором, у него внутри шевронов располагалась еще ромбическая звездочка.

Ротный фельдфебель был обмундирован аналогично ефрейторам, только в его петлицах сияло по две ромбических звездочки.

Построив после ужина роту, фельдфебель неожиданно распорядился:

– Всем отбой. По-тихому.

Не дожидаясь вопросов из строя, пояснил:

– Завтра вас ожидает суровый день – подготовка к принятию присяги на верность императору и отечеству. Так что гонять вас будут так, как в лагерях и не снилось. Поэтому приказ: никому не колобродить и хорошо выспаться. Ясно всем?

Однако следующий день принес нам очередной сюрприз. Вместо того чтобы усиленно топтать брусчатку плаца, нас выстроили на стрелковом полигоне, где был сооружен дощатый помост, на который взошли трое гладко выбритых военных чиновников, у которых вместо кокарды на кепи располагался столб, увенчанный короной, и уселись за стол, покрытый зеленым сукном.

Председательствующий с тремя звездами на серебряных петлицах позвонил в колокольчик и, привычно дождавшись полной тишины, заявил:

– Выездное заседание военно-полевого суда Рецкого военного округа объявляю открытым. Ввести обвиняемых.

Конвоиры с винтовками вывели

на помост малорослого толстого офицера в мундире с темно-синими обшлагами и длинного худого штатского. Последний был одет дорого и с претензией, но его платье было сильно помято, будто он в нем несколько суток подряд спал.

– Обвинение присутствует на заседании? – спросил председатель суда в пространство.

– Так точно, ваша честь. – По ступенькам вбежал моложавый военный прокурор с кожаной папкой под мышкой, которая зажала эфес его прямой шпаги и оттопырила ее под неестественным углом к телу.

В отличие от поголовно усатых строевых офицеров, этот был гладко, как тут говорили, по-артистически выбрит.

– Приступайте, – разрешил председатель суда.

Прокурор раскрыл свою папку и стал с некоторым артистизмом зачитывать:

– Капитан интендантской службы имперской армии Рой Шаргол и фабрикант Салмон Арш обвиняются в преступном сговоре, произведенном с корыстной целью. Мошенническим образом они нанесли имперской казне материальный вред на сумму в сто двадцать две тысячи золотых кройцеров.

Тут строй солдат непроизвольно ахнул, услышав про такую огромную сумму, которую каждые девяносто девять солдат из ста себе даже представить не могли в натуре.

А прокурор продолжал вести дозволенную судом речь:

– Преступное деяние вышеозначенных господ полностью изобличено, доказано, и обвинение требует…

– Попрошу уважаемого прокурора не частить, – прервал его председатель суда довольно скучным тоном. – Судебное присутствие должно само разобраться в вашем обвинении беспристрастно и невзирая на лица. Наше дело судить, а не штамповать бумаги из военной прокуратуры. Давайте подробнее, советник… И по сути дела.

– Вы позволите, ваша честь, предоставить суду вещественный результат преступного деяния обвиняемых?

– Не имеем ничего против. Даже настаиваем на этом. Суду нужны доказательства, а не голословные обвинения, – председатель суда откинулся на спинку кресла.

По знаку прокурора солдат с такими же светло-зелеными, почти салатовыми обшлагами мундира, как и у остальных судейских, внес на помост пару обыкновенных сапог.

Прокурор кивнул, и солдат поставил сапоги на судейский стол.

– Это все? Только пара сапог? – спросил удивленный председатель.

– Тем более что оба они на левую ногу, – заметил левый заседатель с коротким смешком.

– Действительно, – поддакнул ему правый заседатель.

– Ваша честь, уважаемый суд, – прокурор театральным жестом указал рукой на сапоги. – Я вас прошу сравнить подошвы этих сапог.

Пока судейские щелкали ногтями по подметкам, прокурор окинул взглядом публику, то есть нас, стоящих рядами в партере, если можно так выразиться, и гордо вскинул голову, красуясь перед нами.